Читать онлайн «Под счастливой звездой». Страница 46

Памятно и многое другое — всего не перечтешь…

Судебная реформа императора Александра II Сибири сначала не коснулась. Тогда — это были еще 70-е годы — находили, что такая реформа для Сибири преждевременна. В Сибири поэтому действовал прежний дореформенный суд, и по-прежнему в суде процветали произвол и взяточничество.

С судом мне приходилось сталкиваться как при моих личных делах, так и при делах моих близких знакомых и друзей.

В 1878 году я, имея в Ачинском округе медеплавильный завод, числился ачинским купцом. Я жил постоянно при заводе и, по закону того времени, был обязан выкупать в этом округе свое гильдейское свидетельство. В то же время я имел винокуренный завод в Мариинском округе Томской губернии и должен был выбирать гильдейское свидетельство и в этом округе.

Лично я в городе Мариинске никогда не жил и имущества, движимого и недвижимого, в нем не имел. Неожиданно для меня общество мариинских купцов выбрало меня членом окружного суда (по тогдашнему наименованию, судебным заседателем) сроком на три года. Мне прислали формальное извещение об этом моем избрании и попросили меня явиться в город к отбыванию моей новой служебной обязанности.

Я не достиг в то время еще совершеннолетия и на свое избрание в суд посмотрел как на абсурд своего рода, поэтому в город Мариинск не поехал. Тогда Мариинский окружной суд обратился в Томск, к губернским властям, с просьбой понудить меня к отбыванию моей общественной повинности. Губернатор наложил на этом прошении свою резолюцию в таком же духе и, за мое уклонение от общественной повинности, оштрафовал меня на 100 рублей.

Я послал губернатору свои объяснения, указав, что мое избрание в суд, ввиду моего несовершеннолетия, является незаконным. Не получая от губернатора никакого ответа, я, выбрав свободное время, лично отправился в Томск и по дороге остановился на две недели в Мариинске, где и приступил к несению своих служебных обязанностей в качестве члена окружного суда.

Я хорошо знал, что мое избрание в суд было только комедией и было вызвано желанием чиновников получить с меня значительный откуп, но принципиально этого не хотел и решил поступить иначе, чтобы отбить у чиновников охоту к дальнейшим притязаниям такого рода.

Итак, я стал судьею, и мне предстояло теперь проверить, правы ли были те люди, которые утверждали, что решения суда выносились не по обстоятельствам дела, а по сумме благодарности суду.

В скором времени как раз представился мне благоприятный случай понаблюдать за действиями суда. Между местными купцами-старожилами завязалась большая тяжба, начало которой относилось еще к прежним годам. Несколько лет тому назад местные купцы, братья Прохоровы, объявили себя несостоятельными должниками, задолжав москвичам 150 тысяч рублей. На следующий год после этого они сами в Москву не поехали, а поручили крупному мариинскому коммерсанту Трифону Савельеву сойтись с москвичами на сделке в обычном заведенном порядке. Для этой цели они якобы дали Савельеву 20 тысяч рублей. Савельев же в Москве скупил все долговые обязательства Прохоровых и потом по этим векселям предъявил к последним иск и таковой выиграл. Затем он описал магазин своих конкурентов и продал их товар с публичного аукционного торга.

За пять лет до описываемого мной времени Прохоровы предъявили встречный иск к Савельеву, доказывая, что они давали последнему свои деньги на сделку с московскими купцами, а Савельев доказывал, что он скупил их векселя на свои деньги. На чьей стороне была правда, неизвестно было. В течение пяти лет дело это тянулось в судах и наконец было окончательно решено высшей судебной инстанцией, Сенатом, который, за недоказанностью обстоятельств дела, постановил Прохоровым в иске отказать.

Казалось, на этом дело и должно было закончиться, но вышло не так. Прохоровы нашли в Сенате какую-то лазейку, и Сенат отдал Мариинскому окружному суду распоряжение вновь пересмотреть дело, а пока что, до пересмотра, наложить арест на имущество Савельева в сумме 20 тысяч рублей.

Этот момент как раз и совпал с моей судейской практикой. Та и другая тягавшиеся стороны стали требовать от меня защиты их интересов, а я, надо сознаться, в то время понимал в законах столько же, сколько известное животное в апельсинах. Судьи и чиновники окружного суда ухватились за новое дело, как за хорошую доходную статью, с большим пылом и усердием. По получении сенатского распоряжения они тотчас же опечатали розничный и оптовый магазин Савельева, самый крупный в городе, в котором находилось товара на сотни тысяч рублей.

Действуя так решительно, судейские чиновники, несомненно, добивались поставленной ими цели, но обстоятельства сложились так, что их ожидания не оправдались.

Случайно в это же самое время томский губернатор назначил товарищем прокурора (тогда он назывался стряпчим) при Мариинском окружном суде Ивана Николаевича Дьяконова. Он был сыном управляющего отделением Сибирского банка в Томске, единственного тогда финансиста в городе, человека весьма симпатичного и всеми уважаемого, к тому же видного общественного деятеля.

В семье Дьяконовых я бывал и был принят у них как хороший знакомый. По Сибирскому же банку я числился среди крупных его клиентов. С новым стряпчим Мариинского окружного суда я был отлично знаком — он был приблизительно моим сверстником; сомневаюсь, был ли он также в то время совершеннолетним. Учился он в Томском реальном училище. Это был парень-шалопай, веселого нрава, добрый, податливый; в науках он преуспения не имел и с трудом дотянул, кажется, только до пятого класса. Вышел ли он сам из училища, или его «ушли», подлинно не знаю. Известно мне было только то, что он понимал в законах столько же, сколько и я, если не менее; по своему же служебному положению он должен был теперь писать свои заключения на каждое определение и решение окружного суда — согласен ли он с таковыми или нет, а если нет, то почему.

Вот и объединились такие две молодые судейские силы, как я и Дьяконов, и начали борьбу против неправильных решений нашего окружного суда. В этом нам втайне помогал один законник, подпольный адвокат из ссыльных — называли тогда таких адвокатов ходатаями.

Первый наш протест произошел по поводу наложения ареста на магазин Савельева. В законе говорилось, что в подобных случаях, чтобы предварительный арест не причинял убытков, надлежало налагать таковой на имеющееся недвижимое имущество. В нашем протесте мы указали, что у Савельева в Мариинске имеется большое недвижимое имущество: каменный двухэтажный дом, каменные магазин и склады — все это, вместе взятое, намного превышало ценность 20 тысяч рублей.