Читайте книги онлайн на Bookidrom.ru! Бесплатные книги в одном клике

Читать онлайн «Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам». Страница 24

Автор Эдуард Филатьев

17 октября 1918 года Омское Временное правительство адмирала Колчака, контролировавшее Дальний Восток, издало постановление своего министерства финансов, которое опубликовали многие местные газеты:

«Хабаровское Отделение Государственного банка объявляет, что штемпелевание Краснощёковских денежных знаков в 10-и и 25 руб. достоинстве продлено до 15-го декабря сего года…»

К октябрю 1918 года гражданская война в стране уже разгорелась. Правда, Белая армия насчитывала 200 000 человек, а в Красной армии было всего 40 000.

Повезло бывшему командующему Черноморским флотом вице-адмиралу Михаилу Павловичу Саблину – ему, приглашённому в июне месяце в гости к Ларисе Рейснер и Фёдору Раскольникову и арестованному у них чекистами, осенью каким-то образом (с помощью матросов?) удалось обрести свободу и бежать в Англию.

А Маяковский в конце первой декады октября поехал в Москву и 12 числа в театральном отделе Наркомпроса, который располагался в гостинице «Метрополь», выступил с чтением «Мистерии-буфф». Возглавлявшая отдел Ольга

Давидовна Каменева (жена Льва Каменева и родная сестра Льва Троцкого) потом вспоминала:

«Для того чтобы выслушать его пьесу, я пригласила в наш отдел, который помещался в трёх комнатах на пятом этаже, целый ряд крупных режиссёров… Туда явились и Станиславский, и Немирович-Данченко и Санин. Был и Вячеслав Иванов. «Мистерия – буфф» была зачитана Маяковским без передышки, он выпил только один стакан воды. Его слушали. Не могли, конечно, не получить известного эстетического удовольствия крупные режиссёры, но ясно, что по содержанию и по настроению эта школа не соответствовала тем режиссёрам, которые там присутствовали. Среди них был и Таиров. Я стояла за то, чтобы эту вещь поставить».

Но именитых театральных деятелей «эта вещь» не вдохновила.

В тот же день в Наркомпросе состоялось ещё одно заседание, на котором обсуждался репертуар московских театров в дни Октябрьских торжеств. Газета «Театральный курьер» через два дня сообщила:

«Собранию были предложены пьесы В.Каменского „Стенька Разин“ и новая пьеса Маяковского „Мистерия-буфф“, предназначенная для постановки в Петрограде, а в Москве прочитанная в нескольких кружках и вызвавшая большие похвалы. Пьеса красочная, оригинальная и вполне отвечающая моменту. Вопрос о постановке этих пьес вызвал оживлённый обмен мнений».

Эсфирь Ильинична Шуб, будущий советский кинорежиссёр, а тогда скромный работник Наркомпроса (она вела протокол заседания), вспоминала:

«Высказывания были очень острожные, скорее критические. Главным образом утверждали, что пролетариат не поймёт содержания, говорили о трудности сценического воплощения».

А в петроградских газетах 12 октября появилось «Обращение к актёрам»:

«Товарищи актёры! Вы обязаны великий пролетарский праздник революции ознаменовать революционным спектаклем. Вами должна быть разыграна „Мистерия-буфф“, героическое, эпическое и сатирическое изображение нашей эпохи, сделанное Владимиром Маяковским.

Все к работе! Время дорого! Просят явиться только товарищей, желающих принять участие в постановке. Число мест ограничено.

Члены комитета постановки: В.Э.Мейерхольд, В.ВМаяковский, П.М. Лебедев, Л.И. Жевержеев, О.М.Брик».

Тех, кто откликнулся на этот призыв, Аркадий Ваксберг охарактеризовал так:

«Всё это были, увы, в своём большинстве актёры далеко не первого ряда, готовые продаться хоть чёрту, хоть дьяволу, лишь бы получить какие-то деньги…»

30 октября поэт и журналист Николай Шебуев опубликовал грустные строчки о сложившейся к тому моменту ситуации в стране Советов:

«Кто равен, тот исчез: не свой он и ничей…
Смешалось яркость "я "мычаньем стадным "мы"».

Корней Иванович Чуковский, посетивший осенью 1918 года Луначарского, 15 октября записал в дневнике:

«Присутствовавшие поэты ведут себя в кабинете наркома вызывающе – спокойно в стиле Маяковского».

Был ли среди этих стихотворцев приглашён к наркому и поэт Василий Князев, неизвестно. Но «Красная газета» 23 октября сообщила об очередном выступлении «красного поэта»:

«Аплодисментами был встречен пролетарский русский Беранже Василий Князев».

А поэт Александр Блок окончательно превратился в советского чиновника – об этом Чуковский записал в дневнике 23 ноября:

«Блок служит в Комиссариате просвещения по театральной части…»

Революционный спектакль

В ноябре 1918 года гетман Украины Павел Скоропадский объявил всеобщую мобилизацию, и Николай Бурлюк (поэт-футурист, брат Давида Бурлюка, ставший боевым офицером) был отправлен служить в Одессу, в Радиодивизион. Он мог повторить строки, написанные им несколько лет назад:

«Я вновь живу как накануне чуда.
Дней скорлупой пусть жизнь мне строит козни;
Печалей, радостей бессмысленная груда —
Мне только плен коварнопоздний.

Но чую: разорвётся плёнка,
И как птенец вторично в жизнь приду,
И он заговорит причудливо и звонко,
Как Пан в вакхическом бреду».

Другой Николай – Андреев (тот, что вместе с Яковом Блюмкиным покушался на германского посла Вильгельма фон Мирбаха) оказался у батьки Нестора Махно. Но анархизм Андрееву не понравился, и он ушёл от махновцев.

Существует версия, что Яков Блюмкин после разгрома левоэсеровского мятежа не просто жил под Петроградом, но и работал в петроградской ЧК под фамилией Константин Владимиров. В сентябре его отправили на Украину, откуда он перебрался в Белгород, а затем – в Киев, где стал секретарём подпольного горкома партии левых эсеров.

Тем временем в Россию из германского плена вернулся Роман Вацлавович Малиновский (бывший депутат Государственной думы от партии большевиков, член ЦК РСДРП, уличённый в служении царской охранке). Его сразу же арестовали, а 5 ноября 1918 года (по приговору Верховного трибунала ВЦИК) расстреляли.

А Маяковский в петроградском журнале «Пламя» 7 ноября опубликовал стихотворение «Ода революции», которое на этот раз посвящалось не революции вообще, а Октябрю 1917-го. Поэт подчёркнуто выражал своё (отличное от обывательского) отношение к большевистскому перевороту:

«Вчерашние раны лижет и лижет,
и снова вижу вскрытые вены я.
Тебе обывательское – / о, будь ты проклята трижды! —
и моё / поэтово – / о, четырежды славься, благословенная

Маяковский явно надеялся, что те, кто находились тогда у власти, услышат его и по достоинству оценят. Он очень хотел войти в их круг. И чтобы там его считали своим.