Читать онлайн «Говорит Гитлер. Зверь из бездны». Страница 37

Однако восстановления связей между Советской Россией и национал-социалистической Германией долго ждать не пришлось. Впрочем, эти связи никогда не прерывались по-настоящему, даже на межпартийном уровне. Геббельс, и не только он один, в годы борьбы почти торжественно заявлял о глубоком родстве национал-социализма и большевизма; подобное же мнение о большевиках развивалось и после прихода к власти, хотя о нем уже не говорили в открытую. Существовал целый ряд гауляйтеров, относившихся к союзу между Германией и Россией как к единственно возможному политическому решению, которое позволило бы избежать многих рискованных маневров. Сам Гитлер воспринимал подобные идеи скептически, и на то у него было много причин. Но причины эти носили не идеологический, а скорее практический характер. И он никогда не пытался безоговорочно отрицать необходимость союза с Россией — по крайней мере, в кругу своих приближенных.

"Поезжайте в Москву. Я даю вам свое согласие", — сказал мне Гитлер, когда я рассказал ему о некоторых замыслах, которые проистекали из осложнившихся отношений между Данцигом и Польшей. "Поезжайте в Москву, но это вряд ли доставит вам большое удовольствие. Там сидят все те же жидовские крючкотворы. С ними каши не сваришь". Я возразил, что уже обсуждал свои планы с Кохом, гауляйтером Кенигсберга. "Конечно, Кох — это голова, — согласился Гитлер. — Но я озабочен его поведением". Кох был приятелем Грегора Штрассера; Гитлер не любил Штрассера и считал его своим соперником. Я воздержался от того, чтобы рассказывать Гитлеру о соперничестве партийных кадров в Восточной Пруссии. Я рассказал ему о том, что увидел в "плановом отделе" Коха. Молодой профессор фон Грюнберг разрабатывал здесь свою фантастическую "географию будущего". В своем институте он создавал эскизы карт с силовыми линиями, силовыми полями, линиями электропередач, автотрассами, железными дорогами, каналами. Точно распланированные экономические карты, включали в себя все восточно-европейские территории, вплоть до Черного моря и Кавказа. Германия и западная часть России на этих планах превращались в единую транспортно-экономическую систему. Конечно, вся система ориентировалась на интересы Германии. Германия планировала ее и руководила ею. В этом плане, "плановом хозяйстве", уже не существовало ни Польши, ни Литвы. Только одна общеконтинентальная территориальная единица, простирающаяся от Флиссингена до Владивостока. "Если мы этого не добьемся, то вся наша революция яйца выеденного не стоит", — ответил мне Кох, когда я сказал, что поражен размахом его планов.

"Этот Кох немного забегает вперед, — заметил Гитлер, когда я изложил ему свои впечатления. — Он пытается убедить меня, будто союз между Германией и Россией спасет нас ото всех бед. Он хочет, чтобы я объединился с Россией против Польши. А почему бы и нет? Почему бы не заключить пакт с Россией, если этим я смогу улучшить свое положение. Здесь он прав. Когда-нибудь это случится. Когда именно? Это зависит главным образом от Польши. Но все-таки Кох ошибается. Таким путем мы не сможем приобрести всего, что нам нужно. Мы никогда не станем великой страной, повелевающей всем миром, если будем действовать совместно с Россией. В таком союзе мы никогда не сможем доверять друг другу до конца. И в конце концов такой пакт неизбежно перерастет в отчаянную борьбу. Только ОДНОМУ дано повелевать. Чтобы это было дано нам, мы должны победить Россию. И только потом Кох сможет заняться реализацией своих геополитических планов — потом, а ни в коем случае не прежде чем это случится".

Я уточнил, что собирался говорить вовсе не о союзе между Германией и Россией, а всего лишь о временном обеспечении тылов. И я вовсе не придерживаюсь того мнения, что союз с Россией не представляет опасности для Германии.

"Почему же? — резким тоном спросил Гитлер. — Что за опасность вы имеете в виду? "

"Опасность большевизации Германии", —ответил я.

"Такой опасности не существует и никогда не существовало, — заявил Гитлер. — И кроме того, вы забываете, что Россия — не только страна большевизма, но и величайшая империя нашего континента, которая обладает огромной силой притяжения и способна притянуть к себе всю Европу. Русские выжимают своих партнеров как лимон, используют их без остатка. Вот в чем опасность. Либо ты сможешь вовремя сказать им "нет" — либо тебе вообще не стоит туда соваться". Я подхватил мысль Гитлера: конечно, Россия — не только рассадник большевизма, но и великая империя. Но мне не совсем ясно, как можно достичь взаимопонимания с Россией на межгосударственном уровне, не вступив при этом в соприкосновение с большевизмом, который был и остается для нас опасным. "Германия не станет большевистской, — ответил Гитлер, — скорей большевизм станет чем-то вроде национал-социализма. Впрочем, между нами и большевиками больше сходства, чем различий. Прежде всего — истинный революционный настрой, который еще жив в России, свободной от происков всякой пархатой социал-демократии. Я всегда принимал во внимание это обстоятельство и отдал распоряжение, чтобы бывших коммунистов беспрепятственно принимали в нашу партию. Национал-социалисты никогда не выходят из мелкобуржуазных социал-демократов и профсоюзных деятелей, но превосходно выходят из коммунистов".

Я возразил: а где же предусмотрительность? Ведь опасность планомерного разложения наших парторганизаций коммунистическими агентами столь очевидна! Большинство из тех, кто сменил свою партийную принадлежность, являются агентами Коминтерна. Гитлер несколько бестактно отверг это возражение. Он сказал, что принимает во внимание такую опасность. "Но наш дух столь силен, а наше великое движение обладает такой изначальной революционной энергией, что оно переделывает людей даже против их воли".

Он добавил, что не боится коммунистического влияния внутри страны — будь то немецкие коммунисты или русские агенты Коминтерна. И если ему придется заключить пакт с Россией, то непременно при условии еще одной революции, которая защитит немцев от любой марксистской и коммунистической заразы. "Социальная революция подарит нам много новых и поразительных сил. Я не боюсь разлагающего воздействия коммунистической пропаганды. Но в лице коммунистов мы имеем достойного противника, с которым нужно держать ухо востро. Германия и Россия удивительным образом дополняют друг друга. Они просто созданы друг для друга. Но именно в этом и заключается опасность для нас: Россия может засосать и растворить наш народ в своих просторах. Замечали ли вы, что немцы, долго жившие в России, никак не могут снова стать немцами? Огромные пространства завораживают их. Розенберг только потому так не любит большевиков, что они лишили его возможности стать русским".