Читать онлайн «Россия белая, Россия красная. 1903-1927». Страница 40

В этот момент штаб генерала Шкуро, обеспокоенный паникой среди гражданского населения и желая его успокоить, но при этом не строя никаких иллюзий относительно исхода сражения, считает необходимым поспешно распечатать и расклеить по городу оптимистический приказ. Победа белых полная, гласит плакат, Ессентуки в их руках, население просят сохранять спокойствие, если появится опасность, его об этом известят.

Этот плакат расклеен в полдень. И в полдень же штаб покидает город. Чтобы объяснить противоречие между своей прокламацией и собственным поведениям, позднее он станет объяснять, что бегущая толпа затрудняла стратегический отход войск. Во всяком случае, успокаивающие заверения штаба в сочетании с бегством самого штаба только усиливают смятение. Повозки, нагруженные людьми и вещами, устремляются по дороге, ведущей в горы. Мы с матушкой начинаем высматривать повозку, но уже слишком поздно. Те, что сдавались внаем, уже сданы; с другими их владельцы не желают расстаться и, не уверенные в безопасности дорог, отказываются отвезти нас.

Итак, мы оказываемся на улице в страшной растерянности. Матушка еще верит объявлению штаба. Я – нет. Что делать? Нужно ли бежать? Но как бежать? Пешком, раз невозможно найти повозку? Вокруг нас бегут люди. Толпой овладела уже не паника, а какое-то безумие, усиливающееся при приближении канонады.

И тут через толпу прорывается запряженная парой скачущих галопом лошадей карета, сопровождаемая дюжиной казаков. Когда карета проезжает мимо нас, мы видим на фоне синей обивки женщину с гордой осанкой. Экипаж явно направляется на юго-запад, к еще свободным горам. Матушка вскрикивает и хватает меня за руку.

– О господи! – говорит она. – Жена генерала Шкуро! Она бежит! Значит, все пропало…

Карета и казаки исчезают вдали. Матушка нарушает молчание.

– Этот эскорт, – говорит она дрожащим голосом, – этот синий экипаж… эта женщина держится как государыня. Вдовствующая императрица всегда выезжала в таком экипаже. Но Мария Федоровна никогда не сбежала бы, бросив на произвол судьбы своих подданных…

И вот мы идем пешком по дороге, волоча багаж, который сумели взять с собой. Толпа беглецов, в которой мы заняли место, увлекает нас с собой, толкает. В этой двигающейся на запад группе, чью судьбу мы сейчас разделяем, по меньшей мере двести человек.

Нас мучает жара – сентябрь в этих краях очень жаркий. Она делает ходьбу еще труднее; я чувствую, что идти еще далеко, и беспокоюсь за матушку, которой шестьдесят лет.

Дорога забита людьми, лошадьми, повозками, которые все передвигаются с одинаковой скоростью. Это река, течение которой время от времени разрывается, обтекая сломанную повозку или павшую лошадь; обойдя препятствие, поток вновь смыкается. Те, кто обременен большим багажом, понемногу избавляются от него. Они бросают то, что у них есть, не зная, что их ждет, и живя лишь одной мыслью: уйти как можно дальше. Любой инцидент: разорвавшаяся над нашими головами шрапнель, споткнувшийся от изнеможения старик, упавшая в обморок женщина – почти не нарушают движения этого потока. Он несет нас, заставляя двигаться, как и догоняющая угроза. Нужно идти.

Мы оказываемся в хвосте толпы. Поверив объявлению штаба белых, мы покинули город в числе последних его обитателей. Чтобы понять тяжесть ситуации, нам потребовался демонстративный проезд генеральши Шкуро. Из-за задержки мы не смогли найти в городе ни одной повозки, никакого транспорта. Примчавшись в гостиницу, мы поняли: бежать надо немедленно или не бежать вообще, наполнили дорожный несессер оставшимися у нас драгоценностями и ценными вещами, скатали в узел матушкину меховую накидку и мой запасной костюм. С этим грузом мы торопливо побежали по улицам, догоняя беглецов, среди которых идем сейчас в надежде на спасение. Мы едва убежали от красных.

Многие люди, столь же доверчивые, как и мы, попали в их лапы. Позже нам станут известны роковые последствия того невероятного обмана. Один наш знакомый, молодой офицер по фамилии Пфаффиус, сын бывшего статс-секретаря народного образования, бежавший в Кисловодск, поверил в выдуманную победу белых и не стал торопить с отъездом свою невесту, оставшуюся в городе. Он мирно идет с ней к ее родителям попрощаться. На нем форма. Повернув за угол, они наталкиваются на первое подразделение большевиков, входящее в город. Красные, узнав по золотым погонам офицера, бросаются к нему и убивают на месте. Его невеста падает на колени, умоляя пощадить молодого человека: ей отрезают голову.

В этот момент, не зная еще об этих фактах, мы радуемся, что вовремя покинули Кисловодск. Доносящийся до нас шум боя ясно дает понять, какой угрозе мы подвергаемся, и заставляет ускорить шаг. Мы радуемся оттого, что на дороге рядом с нами многие представители нашего круга.

Среди них, насколько помню: великая княгиня Мария Павловна, тетка царя, и два ее сына, великие князья Борис и Андрей; графиня Карлова, бывшая фрейлина императрицы и морганатическая супруга герцога Мекленбург-Стрелицкого, родственника императора; герцог Мекленбург-Стрелицкий, брат мужа графини Карловой, и вся семья графини; княгиня Багратион-Мухранская, светлейшая княгиня Голицына и еще одна княгиня Голицына (супруга князя Владимира) и многие другие.

Но всех уже охватили паника и эгоизм. Это напоминает ситуацию на тонущем корабле, разве что в смягченном варианте. А что, собственно говоря, как не пассажиров такого корабля, представляет это обезумевшее собрание аристократов?

У этих знатных особ проявляются низменные инстинкты; в минуту опасности они сами рвут связи, которыми так дорожили еще вчера. Сегодня каждый за себя! Эта перемена особенно заметна у тех, кого происхождение и жизнь совершенно не подготовили к испытаниям. Светлейшей княгине Голицыной, которой было тогда лет двадцать, повезло раздобыть большую повозку. Она расположилась в ней со своим ребенком, сидевшим на коленях у няни, и незначительным багажом. Мы с матушкой идем пешком немного впереди повозки и еще не видим ее. В какой-то момент, поскольку дорога немного освободилась, лошади прибавляют ходу, и повозка проезжает мимо нас. Узнав княгиню, я вскрикиваю от радости: я прошу у нее место на повозке для матушки, нисколько не сомневаясь, что получу его. Не то чтобы я рассчитывал на благодарность за услугу, оказанную мной ее мужу несколько дней назад: вполне возможно, что княгиня о ней ничего не знает. Но хотя они с моей матушкой не поддерживали особо дружеских отношений, все же были хорошо знакомы. Кроме того, княгиня почти на сорок лет моложе матушки. Однако эта молодая женщина отказывается предоставить нам место. Тогда матушка ставит на край повозки свою сумку; она довольно тяжела, а я не могу ей помочь, потому что сам несу чемодан и узел с вещами. Княгине, увидевшей ее жест, матушка говорит: