Читать онлайн «Несравненная Екатерина II. История Великой любви». Страница 86

«Навлек на себя взоры земного божества» – представьте, в этих словах Пишчевича нет ни тени холуйства и ни капли иронии, перед Екатериной он преклонялся и отзывался о ней с неизменным восхищением. По его мнению, Зоричу просто повезло, он попал в поток сияния, исходившего от великой государыни, благодаря чему не только возвысился в чинах и разбогател, но и как бы преобразился и посветлел духовно.

Говоря о кадетском корпусе, который был создан Зоричем, Пишчевич замечает: «Как бы то ни было, а устроение сей школы делает честь Зоричу, а еще более бессмертной Екатерине, преобразовавшей единым своим воззрением гусарского партизана в установителя полезных училищ в царстве своем». Эту поразительную точку зрения – один взгляд царицы преображает человека, побуждает его к полезной деятельности, превращает в работника Просвещения – высказал, повторим, свидетель независимый, насмешливый и сам очень дельный. Будь на месте Екатерины, предположим, императрица Анна, Пишчевич никогда бы подобных слов не произнес (да во времена Анны он и сам был бы другим).

Впрочем, фаворитизм в той или иной форме пронизывал все дворянское общество. В мемуарах Пишчевича мы встречаем племянницу Потемкина, графиню Браницкую, которая готова была выхлопотать ему чин, – сколько вокруг «светлейшего» было подобного рода дам, и на каждую из них падал отсвет великой потемкинской власти, каждая могла решить если не судьбу, то продвижение по службе.

А в других мемуарах встречаем маленького губернского секретаря, фаворита губернатора, от которого тоже зависели и чин, и должность, и награда. Более того, там же мы видим и привратника Данилку, от которого зависело, пропустить или не пропустить просителя к губернскому секретарю, и перед которым через щель в воротах унижается вице-губернатор! Вспомним, наконец, что любое более или менее крупное поместье, дворец вельможи или дом помещика повторяли в миниатюре двор с его иерархией фаворитов. При таком общем социально-психологическом фоне царский фаворитизм не мог вызвать никакого осуждения, напротив, какой-нибудь Ланской не только не испытывал стеснения от своей роли, он ею гордился. Окружающие эту гордость поддерживали и тешили, родня его ждала, а подчас и требовала выгод для себя.

Конечно, Потемкин оклеветан историками не меньше, чем Екатерина, «потемкинские деревни» – это, по-видимому, измышления придворных, завидовавших светлейшему. Конечно, он был мастер выставлять перед Екатериной товар лицом, конечно, когда она ездила в Крым посмотреть свои новые диковинные владения, он ставил на пути ее следования пышные спектакли с поющими и пляшущими пейзанами. Но все же сутью его деятельности был не обман, а реальное строительство и деревень, и городов, которые стоят по сей день (Херсон, Николаев и другие). Потемкин не только завоевал новые земли, он обустраивал их и колонизовал – и строил флот. Когда Екатерина и ее многочисленные спутники увидели Херсонскую крепость, они были поражены; когда им открылась Севастопольская бухта с новорожденным черноморским флотом (15 больших судов и 20 небольших), они были в восхищении. Триумф светлейшего был полным.

«Странный Потемкин» – все-таки это сказано с неким одобрением. Действительно, в натуре светлейшего было много странного, современники говорят о соединении в нем как бы двоих разных людей: он мог быть и добрым и злым, и грубым и нежным (что сильно действовало на женщин), но эта черта – неуважение к людям и презрение к ним – оставалась в нем постоянной.

Главным делом Потемкина была война и связанная с ней дипломатия, международные дела. Теперь Екатерину и то и другое начинает все больше увлекать. Ей нравится дипломатическая борьба, она играет с азартом, от всей души – это видно из ее переписки с российскими послами в европейских странах.

«Туркам с французами вздумалось разбудить кота, который спал, – пишет она Ивану Чернышеву, послу в Англии, – я сей кот…» Теперь я свободна, могу сделать все, что мне позволяют средства, а у России, вы знаете, средства немалые, и Екатерина II иногда строит всякого рода испанские замки, и вот ничто ее не стесняет, – и вот разбудили спящего кота, и вот он бросится за мышами, и вот вы кое-что увидите, и вот о нас будут говорить, и вот мы зададим звону, какого никто не ждал, и вот турки будут разбиты.

Потемкин был разным. Бешеный темперамент – и внезапная апатия (лежит, грызет ногти), широта натуры и узость злобной души, образованность, интерес к отвлеченным, в том числе богословским, проблемам – и шутки, неприличие и низость которых должны были быть ему очевидны. Пушкин рассказывает: «Князь Потемкин во время очаковского похода влюблен был в графиню***. Добившись свидания и находясь с нею наедине в своей ставке, он вдруг дернул за звонок, и пушки кругом всего лагеря загремели. Муж графини***, человек острый и безнравственный, узнав о причине пальбы, сказал, пожимая плечами: «Экое кири куку!»

Подобных «кири куку» было немало в биографии Потемкина. И когда современник рассказывает нам, как однажды ночью во дворце он, пьяный, гонялся за молоденькой фрейлиной и эта девушка не могла найти ни защиты, ни сочувствия у Екатерины, мы понимаем, что императрица потакала его порокам. Но главное для нас в другом – он сам потворствовал порокам императрицы, поставлял своей стареющей подруге молоденьких мальчиков – ведь и Зорич, и Дмитриев-Мамонов, и другие были представлены ей именно светлейшим. Мы видели, как он приценивался к Дашкову.

Разговоры Екатерины конца 80-х годов с ее статс-секретарем – это едва ли не болтовня, но все же вслушаемся: все-таки это болтовня великой женщины.

От Потемкина из армии пришло письмо, он жалуется на происки врагов и просит его защитить. Екатерина говорит, что Потемкин «оставлен не будет»; он ей верен, потому что она из сержанта сделала его фельдмаршалом, – сколько, однако, неуважения в этих ее словах к Потемкину, сколько душевной грубости, которой раньше в ее отношениях с мужчинами не наблюдалось.

Екатерина продолжает свою болтовню. Такие ли враги бывали у Потемкина! – Орлов, Никита Панин. «Тех качества я уважала, – продолжает она. – Князь Орлов всегда говорил, что Потемкин умен, как черт».

И тут – внимание! – Екатерина продолжает вспоминать об Орлове.

«Орлов был genie (одарен), силен, храбр, решим, mais doux comme un mouton, il avait le coeur d’une poule (он был мягок, как овца, у него было куриное сердце); два дела его славные: восшествие и прекращение чумы». Вот удивительная характеристика – сама же только что сказала, что «силен, храбр, решим». Пусть сказанная ею фраза по-французски звучит мягче, чем по-русски, все равно куры ни на каком языке храбростью не отличаются. И она осмеливается так говорить об офицере, знаменитом своей отвагой, не раз доказывавшем ее на поле боя? Что произошло?