Читать онлайн «Я выжил в Сталинграде. Катастрофа на Волге». Страница 83

Выразив свое мнение в памятной записке 25 ноября 1942 года, генерал фон Зейдлиц пошел тем самым на крайний риск. Ему и начальнику его штаба это могло стоить головы. Теперь Зейдлицу оставалось лишь по-солдатски повиноваться приказам командования армии и выполнять свой в достаточной мере горький долг. Вспоминая те мрачные и преисполненные неопределенности недели, Зейдлиц пишет: «После приказа Гитлера от 24 ноября 1942 года, окончательно предписывавшего занять круговую оборону и дожидаться выручки извне, все, кто был посвящен в истинное положение вещей, были охвачены своеобразным фатализмом и безмолвной покорностью неотвратимой судьбе. Тупое ощущение надвигающейся беды еще более усилилось в результате сокращения информации из штаба армии о положении за пределами "котла", особенно о сосредоточении деблокирующей армии Гота и ее наступлении в сторону Сталинграда» [173] .

Гитлер хвастливо заявил в одной из своих радиограмм: «Армия может быть уверена, что я сделаю все, чтобы соответствующим образом обеспечить и своевременно вызволить ее». Однако прежний опыт и трезвый учет реальной обстановки заставляли генерала фон Зейдлица относиться к подобным обещаниям с законным пессимизмом и недоверием. Теперь его предостережения начинали зловещим образом оправдываться. То, что произошло в течение ноября и декабря, подтвердило правильность прогнозов: снабжение по воздуху потерпело фиаско, а деблокирующее наступление, начало которого в опасной степени затянулось, не принесло решающего успеха, между прочим, и по той причине, что армия уже не обладала достаточной боеспособностью и маневренностью.

Генерал считал роковым то обстоятельство, что командование 6-й армии с самого начала чересчур оптимистически расценивало возможность обеспечения частей продовольствием, боеприпасами и горючим, а с другой стороны, при решении вопроса о прорыве из окружения было слишком сковано боязнью риска. «Позднее нам случалось перехватывать некоторые донесения командования армии вышестоящим штабом, и у нас нередко создавалось впечатление, что оно своими нарочито оптимистическими формулировками стремится скорее создать видимость благополучия, чем правдиво изобразить все переживаемые армией чудовищные невзгоды» [174] .

В начале декабря командование LI корпуса сочло даже своим долгом сделать начальнику штаба армии специальное представление относительно чересчур приукрашенных докладов в высшие инстанции. «Из-за этого произошло столкновение между начальником моего штаба полковником Клаузиусом и генералом Шмидтом. Результатом явилось изменение шифровального кода, после чего мы больше не могли подслушивать» [175] .

Аналогичная история произошла и с майором фон Цитцевицем. Этот майор отнюдь не был соглядатаем командования вермахта, а серьезно относился к своим обязанностям. Главное командование сухопутных сил направило Цитцевица в Сталинградский «котел» для получения от него непосредственной информации. Донесения Цитцевица по радио просматривались генералом Шмидтом, который визировал их. Но когда однажды начальник штаба смягчил формулировку одного донесения, не оставлявшего сомнений в серьезности создавшейся обстановки, со ссылкой на то, что делать столь пессимистические выводы еще рано, Цитцевиц, договорившись с начальником оперативного отдела штаба армий, в дальнейшем направлял свои важнейшие донесения на собственный страх и риск без согласования с начальником штаба [176] .

То, что Зейдлиц имел основание критиковать поведение начальника штаба армии, подтверждается целым рядом других свидетелей, соприкасавшихся в то время с генералом Шмидтом. Когда в начале битвы в окружении прикомандированные к штабу армии авиационные командиры тщетно старались втолковать Шмидту, что транспортная авиация не в состоянии обеспечить достаточное снабжение армии, тот заявил: «А вот нужно суметь! И кроме того, у нас в "котле" еще много лошадей, которых можно съесть!» [177] Посланные Манштейном в «котел» для личного ознакомления с обстановкой представители командования группы армий – начальник штаба генерал Шульц и начальник оперативного отдела полковник Буссе – после возвращения доложили о создавшемся у них общем впечатлении. Они сказали, что «командование 6-й армии при условии достаточного снабжения по воздуху не расценивает положение своих войск и возможности дальнейшего сопротивления как неблагоприятные» [178] . В решающие декабрьские дни, когда деблокирующие части приближались к «котлу», генерал Шмидт заявил представителю штаба группы армий «Дон» майору Эйсману, что армия в случае улучшения снабжения «могла бы удерживать свои позиции даже дольше, чем до Пасхи», тогда как прорыв из окружения представлял бы собой «аварийную меру» [179] . Об этом же убедительно свидетельствует и бывший квартирмейстер капитан Тёпке, который в то время поддерживал постоянную связь не только с главным квартирмейстером 6-й армии майором фон Куновски, но и с начальником штаба Шмидтом. Тёпке ярко рисует подавленность, охватившую штаб армии в рождественские дни, после того как операция по прорыву из окружения, в подготовке которой он сам принимал деятельное участие, была отменена. Он воспроизводит также некоторые разговоры с генералом Шмидтом, показной оптимизм которого ему тогда особенно бросился в глаза. «Не будем отчаиваться, – заявлял начальник штаба армии после провала деблокирующего наступления. – До сих пор ведь всегда находился выход, найдется он и на этот раз. Вспомните, что прошлой весной там, на северном участке фронта, II корпус тоже долго находился в окружении и снабжался по воздуху, пока не подоспела выручка» [180] .

Эти слова подтверждают, насколько прав был в своих опасениях генерал фон Зейдлиц, боявшийся, что командование армии может ухватиться за прецедент с Демянским «котлом». В представленной им памятной записке Зейдлиц, основываясь на своем собственном опыте, энергично предостерегал против подобной ошибки. Об этом примере вспоминали и в отделе главного квартирмейстера, но, разумеется, не в той плоскости, как начальник штаба. Тёпке свидетельствует: «Куновски и я как-то вновь обратили внимание, что Шмидт любит проводить аналогию с судьбой II корпуса. Мне же такое сравнение казалось более чем рискованным. Ведь наше положение коренным образом отличалось от того, которое существовало тогда. Уже одно расстояние от баз воздушного снабжения было у нас намного больше. Вместе с тем деблокирующая группа отстояла от нас значительно дальше, а это соответственно требовало значительно больше времени для проведения операции» [181] .

Что касается предпринимавшейся в декабре попытки деблокирования и намечавшегося тогда прорыва армии из окружения, то Тёпке сообщает любопытные подробности подготовки этой операции, проводившейся в западной части «котла», главным образом на участке 3-й моторизованной пехотной дивизии. Штабы корпусов получили тогда лишь самую общую ориентировку, поскольку Паулюс, не желая будоражить части, не хотел преждевременно раскрывать своих намерений, и прежде всего время начала операций [182] . Критикуя такое поведение командования армии, окутывавшего свои действия завесой таинственности, генерал Зейдлиц, корпус которого, правда, не имел непосредственного отношения к подготовке прорыва, пишет: «Весьма своеобразный свет на поведение командования армии проливает тот факт, что в те декабрьские дни, когда решался вопрос, состоится или не состоится операция "Зимняя гроза", мы получали из штаба армии до странности скудную информацию. Мы уже не могли больше понять, к чему идет дело. Не было заметно даже никакого признака форсированных и целеустремленных приготовлений к операции «Зимняя гроза», которых мы, вообще говоря, ждали. Ведь именно теперь, когда приближалась последняя возможность вырваться из окружения, мы думали, что командование армии захочет обсудить с нами предстоящие действия и постарается морально подготовить наши части к этому решающему часу» [183] .