Читать онлайн «Записки капитана флота». Страница 72

Когда мы проходили селения, то весь народ сбирался смотреть нас. Но, к чести японцев, и теперь должно сказать, что никто из них не делал нам никаких обид и насмешек, а смотрели на нас все с видом сожаления; из женщин же некоторые, подавая нам пить или есть, смотря на нас, плакали. Вот чувствования народа, который некоторые просвещенные европейцы называют варварским! Впрочем, конвойный наш начальник обходился с нами суровее, нежели как прежде японские чиновники делывали. Например, мы шли беспрестанно пешком, хотя мог бы он дать нам верховых лошадей; чрез ручьи и речки не переносили нас, как то прежде бывало, а мы сами должны были переходить вброд; от дождя не закрывали зонтиками, а накинули на нас рогожи и вели нас целые сутки, останавливаясь только в некоторых селениях не более как на полчаса, в которое время давали нам сарацинскую кашу, сушеные раковины или вяленые сельди, а иногда чай без сахара.

Мы устали чрезвычайно, а особливо я. Боль в ноге препятствовала мне скоро идти, почему японский чиновник, управлявший нашим конвоем, велел, чтоб два человека, чередуясь, вели меня под руки; приказание сие японцы исполняли с величайшей точностью. Когда мы на дороге просили пить, то они тотчас у первого ручья останавливались и удовлетворяли нашей просьбе.

В продолжение ночи (которая была очень темна) вели нас с чрезвычайной осторожностью: перед каждым из нас несли по фонарю, перед японскими чиновниками тоже. Мы шли один за другим в линии. Впереди и назади шли люди с фонарями, а на крутых спусках и подъемах бежало впереди нас множество назначенных из ближних селений для препровождения нашего поселян, из коих каждый нес с собой по большому пуку соломы, которую, раскладывая при опасных местах, они по приближении нашем зажигали, отчего все такие места проходили мы, как днем. Если бы кто из европейцев посмотрел издали на порядок нашего шествия в продолжение ночи, то подумал бы, что сопровождают церемониально тело какого-нибудь знаменитого человека.

На другой день (3 мая) около полудня в расстоянии верст десяти от Матсмая в одном небольшом селении встретили нас один из числа первых здешних чиновников и переводчик Теске с отрядом императорских солдат. Тут мы остановились. Встретивший нас чиновник ничего нам не говорил и смотрел на нас, не показывая ни малейшего знака своего гнева или досады, а Теске упрекал нас с сердцем, что мы ушли, и стал обыскивать. Но когда кто-то из матросов сказал ему, что обыскивать нас не нужно, ибо у нас ничего нет, то он отвечал: «Знаю, что ничего нет, но японский закон того требует».

В сем селении начальствовавший взявшим нас отрядом офицер и все его подчиненные оделись в парадное платье, но как тогда шел дождь, то на время они надели епанчи, а подойдя к самому городу, остановились, епанчи скинули и, устроив весь наш конвой в должный порядок, пошли в город чрезвычайно тихими шагами при стечении великого множества народа. Все зрители были по причине дождя под зонтиками, что делало весьма странный вид.

Шествие наше было таким образом: два проводника из обывателей с деревянными жезлами шли впереди по обеим сторонам дороги; за ними гордо выступали несколько человек солдат один за другим с ружьями на плече; потом нас вели одного за другим, и подле каждого из нас шли по два солдата; за нами шли еще несколько солдат с ружьями, также один за другим, как и первые; наконец, ехал верхом офицер, который нас взял. Он был в богатом шелковом платье и посматривал на народ, стоявший по обеим сторонам дороги, как гордый победитель, заслуживающий неизреченную благодарность своих соотечественников!

Таким образом нас прямо повели в замок. Здесь надлежит заметить, что прежде мы хаживали в замке в шапках, но теперь в самых воротах их сняли с нас. Привели нас в прихожую перед судебным местом, где и посадили на лавки, потом дали нам сарацинской каши, соленой редьки и чаю без сахара, а наконец ввели в судебное место, куда через несколько минут привели и господина Мура с Алексеем и поставили от нас в некотором расстоянии.

Когда все чиновники собрались и сели по своим местам, тогда и губернатор вышел. На лице его не было ни малейшей перемены против прежнего, он так же казался весел, как и прежде, и не показывал никакого знака своего негодования за наш поступок. Заняв свое место, спросил он у меня с обыкновенной своей лаской, какие причины понудили нас уйти. Тут я просил переводчиков сказать ему, что, прежде ответа на его вопрос, я должен известить их, что поступку нашему я один виною, принудив других против их воли со мной уйти, а приказаний моих они опасались ослушаться, чтоб со временем, если удалось бы нам возвратиться в Россию, не отвечать за это там. И потому я просил японцев лишить меня жизни, если они хотят, а товарищам моим не делать никакого вреда. На это буньиос велел мне сказать, что если японцам нужно будет меня убить, то убьют и без моей просьбы, а если нет, то сколько бы я их ни просил, они этого не сделают. Потом повторил вопрос, зачем мы ушли.

«Затем, – сказал я, – что мы не видали ни малейших признаков к нашему освобождению, а напротив того, все показывало, что японцы никогда не хотят нас отпустить». – «Кто вам сказал это? – спросил буньиос. – Я никогда не упоминал о намерении нашем держать вас вечно здесь». – «Повеления, присланные из столицы, – отвечали мы, – как встречать русские корабли, и приготовления для сего не предвещали доброго». – «Почему вы это знаете?» – «Теске нам сказал».

Тут начал губернатор спрашивать Теске, а что именно, мы понять не могли. Теске, отвечая, бледнел и краснел.

Прежде вопросы свои губернатор делал мне, а потом спросил господина Хлебникова и матросов, по какой причине они ушли. И когда они сказали, что сделали это по моему повелению, не полагая себя вправе ослушаться своего начальника, то господин Мур, засмеявшись, сказал японцам, что это неправда, доказательством чему представлял он себя, ибо он меня не послушался, и уверял японцев, что в Европе пленные никогда из заключения не уходят. Но они, казалось, не слишком большое внимание обращали на слова господина Мура, а продолжали расспрашивать нас, каким образом мы ушли.

Они хотели знать все подробно: в котором часу мы вышли и в котором месте; каким путем шли городом (для сего заставили они нас начертить расположение нашего дома и той части города, коей мы проходили) и за городом; что в какой день делали; какие вещи и какой запас мы с собой имели. Потом спрашивали, не помогал ли кто из караульных или работников нам уйти, или не знал ли кто из японцев о таком нашем намерении. На все сии вопросы мы объявляли им настоящую истину, каким образом дело происходило.

Наконец, губернатор желал знать, с которого времени мы стали помышлять об уходе нашем и каким образом мы намерены были произвести предприятие свое в действо. При сем случае господин Мур, обратясь к матросам, сказал им, чтобы они говорили правду, как перед Богом, ибо он все уже рассказал японцам.