Читать онлайн «Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики». Страница 128

Да, есть что вспомнить! «Блажен, кто мир сей посетил, в его минуты роковые!» — как сказал гений всех времен, но преимущественно, одного — русского народа.

Так вот, мне повезло и по кандидатской и по докторской диссертациям попасть под «каток» ВАК, причем совершенно не по своей собственной вине или глупости. Хорошо, только, что этот «каток» не успел переехать меня полностью, как того Рабиновича из анекдота, тело которого потом подсунули в квартиру его жены в щелку под дверью. О докторской разговор еще впереди, а по кандидатской у меня не было никаких страхов перед ВАК. Публикаций много, эксперимент — мощнейший, теорией — до сих пор пользуются, голосовали на Совете — единогласно! Так в чем же дело, какого рожна еще этой ВАК было нужно?

А все дело оказалось в том, что мой научный руководитель Дмитрий Иванович Федоров поссорился с уважаемым экспертом ВАК, ведущим ученым по нашей специальности — профессором Николаем Григорьевичем Домбровским.

Мой руководитель был фигурой неординарной — знаменитый спортсмен, ученый, изобретатель. А профессор Домбровский и вовсе эпатировал весь наш «отраслевой» научный мир. Скандалист, страстный любитель женского пола, спортсмен-экстремал, и многое, многое другое.

Домбровский, несмотря на солидный возраст и очки с толстенными стеклами, был страстным мотоциклистом, как сейчас сказали бы — «байкером». Несколько раз он попадал в страшнейшие аварии, после которых его «собирали по частям». Но он снова выписывал новый гоночный мотоцикл из Чехословакии, и снова лавировал на нем между автомобилями на улицах Москвы.

А что можно сказать о его прыжках с мотоциклом в море? Профессор выбирал где-нибудь в Крыму высокий утес над морем, разгонялся по нему на мотоцикле и, описывая баллистическую кривую, падал в море. Мотоцикл тонул, а профессор, обычно, выплывал. Потом мотоцикл вытаскивали со дна морского водолазы, перебирали и отлаживали его специалисты, и профессор снова совершал свой смертельный прыжок.

Вот таким был профессор Николай Домбровский, когда он руководил научной работой своего аспиранта — Дмитрия Федорова. А Федоров тогда изобрел свой знаменитый полукруглый экскаваторный ковш и собирался делать на этом материале диссертацию. Проведя множество экспериментов, он отдал этот ценнейший материал своему научному руководителю на проверку и одобрение, а тот возьми, да и опубликуй этот материал под своим именем. Я читал эту огромную статью Домбровского, даже не зная еще самого Федорова.

После этого защита Федоровым этого материала стала невозможной, и он несколько лет потратил на написание совершенно новой диссертации по кулачковым каткам. От огорчения знаменитый спортсмен даже получил язву желудка.

Диссертация была защищена, но с тех пор Федоров и Домбровский стали врагами. Еще бы — бросить такую подлянку своему аспиранту, причем, наплевав на общественное мнение — ведь все вокруг все знали.

А я был первым аспирантом, защитившим диссертацию под руководством Федорова. Естественно, что ее нашел и взял к себе на рецензию эксперт — «черный оппонент» ВАК Домбровский.

А через некоторое время я получаю в Тбилиси вызов на экспертную комиссию ВАК по моей диссертации. Руководство НИИММПМ отпустило меня в командировку, но вместе с Гераклом Маникашвили. Ожидал я поездки с двойственным чувством — с одной стороны знал, что скоро увижу Таню, а с другой — понимал, что просто так в ВАК не вызывают.

С Таней мы общались в эпистолярном жанре. Я писал ей многостраничные письма, где доминировала одна и та же тема. Не могу жить без нее, не могу находиться на таком расстоянии от нее, не могу представить ее с кем-нибудь другим. Таня отвечала сдержанными письмами с подробным описанием своей жизни без меня. Другие мужчины в этих письмах не фигурировали. Я писал Тане домой, а она мне на Главпочтамт, до востребования. Почта тогда работала быстро, точно и надежно.

И вот мы с Гераклом, запасясь чачей и закуской, садимся в московский поезд, который отправлялся часов в 5 вечера, а прибывал в Москву через день утром, часов в 11.

Отношения мои с Гераклом были по-кавказски изощренными. Мы изо всех сил корчили из себя друзей, часто выпивали вместе, в том числе и на работе. Но отзывались друг о друге соответственно: я — повторял мнение о нем Авеля Габашвили и говорил, что я с этим согласен; Геракл же отзывался обо мне, как о совершенно несамостоятельном человеке, нуждающемся в постоянной опеке и руководстве.

К моему удовлетворению, Тициан Трили закрыл никому не нужную тематику отдела Геракла и дал единственную тему — разработку гибридного источника энергии автомобиля на основе моих разработок — супермаховиков и вариаторов. Академик Трили смотрел далеко, может быть даже излишне далеко, вперед.

Работа эта нужна была Маникашвили для выполнения плана научных работ и приобретения научного веса, а мне — в качестве материала для докторской диссертации и апробации моих изобретений. И мы временно стали союзниками, прекрасно понимая, что это ненадолго…

Мы с Гераклом ехали в Москву, уютно устроившись в двухместном купе «международного» вагона. В академическом институте нам оплачивали такой проезд. Мы открыли чачу, распаковали закуску, и принялись за знакомое дело. Часа через два после отхода поезда, когда состав уже шел в горы и приближался к знаменитому Сурамскому тоннелю, мы были уже «хороши», и нашего купе нам стало мало. Мы пошли знакомиться с соседями. И первым же делом познакомились с девушкой из соседнего купе, по имени Люба.

Люба ехала одна в двухместном купе. Судя по тому, что к ней никого не подселяли, купе было оплачено целиком. Она была небольшого роста невзрачной девицей лет двадцати пяти. Невыразительное лицо с пористой кожей, неказистая фигурка — мы с Гераклом никогда не обратили бы на нее внимания, если бы не два обстоятельства. Первое — мы уже хорошенько выпили, а второе — было в ее поведении что-то, влекущее к ней, какая-то скрытая власть над мужским самосознанием, природу которой мы не сразу распознали.

Через пару минут мы уже сидели в купе Любы. У Геракла нашлась бутылка хорошего «Киндзмареули» и вяленая хурма — для Любы, ну а мы сами продолжали угощаться чачей и холодными поджаренными купатами. Разговор начали мы, как водится, со знакомства. Коротко рассказали о себе, куда и зачем едем, а продолжила Люба. Говорила она медленно, смакуя свои фразы, а мы лишь иногда заинтересованно переспрашивали ее.

Я передаю рассказ Любы, как я его запомнил.

— Вот вы, ребята все пытаетесь меня удивить — Академия Наук. начальник отдела! Ну а мне, честно говоря, плевать на то, кто вы. Я как лифтер в министерстве — и министров вожу, и рабочих, и никому не удивляюсь. Видела я всякого вашего брата — и артельщиков, и воров, и секретарей райкомов и обкомов… Может только вашего первого секретаря Мжаванадзе, еще не видела, но не удивилась бы и ему тоже, если бы он сюда ввалился! Я — проститутка, и наезжаю к вам на работу в Грузию, в город Гори, где когда-то родился Сталин. Сама я из Ростова, у меня живут там муж и сынок пяти лет. Муж когда-то работал в НИИ техником, ну а потом я его освободила от работы — пусть за ребенком смотрит. А денег я за нас двоих заработаю!