Читать онлайн «Крутые повороты: Из записок адмирала». Страница 16

Закончилась война с Финляндией, и, казалось, были вскрыты крупные недостатки в системе подготовки, принимались меры по их исправлению. Ворошилова на посту наркома обороны заменил Тимошенко[48]. Но совсем не изменилась обстановка в руководстве всеми Вооруженными Силами и страной в военном отношении.

Освобождение Бессарабии летом 1940 года происходило также без какого-либо планирования, подготовки и согласованности всех Вооруженных Сил. Вспоминаю, как уже в последний момент мне было сказано, что через несколько дней последуют определенные действия на суше против Румынии и Черноморскому флоту надлежит быть готовым выступить в случае серьезного сопротивления. Мне ничего не оставалось, как, быстро дав указания, самому выехать в Севастополь и лично обсудить все с комфлотом, а потом выйти на эсминце в Одессу для личной связи с находившимися там Тимошенко и другими армейскими начальниками.

В конце 1940 года мирный договор с Германией уже давал трещину, а ее победоносное шествие по Европе заставляло нас «порох держать сухим» и быть в готовности к более крупным испытаниям.

Какую картину я наблюдал в деле подготовки к большой войне в этот последний предвоенный период? С одной стороны, делалось все возможное, чтобы обеспечить себе исходные позиции на случай войны с Германией — границы были отодвинуты от Ленинграда, а Эстония, Латвия, Литва присоединены окончательно и вошли в состав СССР. Материальные средства выделялись в нужном количестве как армии, так и флоту. Все просимое давалось, корабли строили быстрыми темпами, базы на Балтике и Черном море укреплялись в пределах новых границ. Личный состав призывался в нужном количестве.

Но отсутствие четко выработанных планов для Вооруженных Сил в целом на случай войны оставалось самым слабым местом. Не было сформулировано задач каждому виду Вооруженных Сил. Несмотря на печальный опыт, совсем не двинулось дело по отработке согласованных совместных действий армии, авиации и флота. А о необходимости этого говорил наш опыт проведенных операций и опыт идущей мировой войны. Все мои попытки найти понимание в Генеральном штабе не увенчались успехом. Даже мелкие вопросы, которые, казалось, Генштаб мог решить, подобно предложенному мною вопросу о едином командовании и разработке совместного плана обороны Либавы, никто не решал.

Этим, то есть отсутствием четких задач и планов в верхах, я объясняю поражение наших войск в первые месяцы войны. Наличие огромных армий, богатой и многочисленной техники, прекрасных солдат и командиров разбилось об отсутствие четкого руководства, своевременных приказаний и согласованных действий между армией, авиацией и флотом. Это, как известно, стоило огромных лишних потерь и, нужно прямо сказать, поставило страну в известный период в критическое положение.

Имея за плечами небольшой опыт испанской войны, хасанских событий и наблюдая за развернувшейся войной в Европе, я был убежден, что у нас нет настоящей повышенной боевой готовности, такой, которая позволила бы в случае необходимости буквально через несколько часов привести всю нашу военную машину в полную готовность к действию. Времени для этого было достаточно. Война началась 1 сентября 1939 года, и нельзя было ни одного дня почивать на лаврах, если в Европе уже полыхает такой пожар. Требовалась тщательная, скрупулезная подготовка всех видов и родов Вооруженных Сил, такая подготовка, что нажатие кнопки, телефонный звонок, передача одного условного сигнала приводили бы все в боевую готовность и каждый знал бы, что ему делать. Без этого современные армии не могут успешно действовать. Элементы организации сложных совместных действий имеют решающее значение в современной войне… В последние две недели перед войной было уже много явных признаков надвигающихся событий.

Когда я убедился, что не в состоянии доказать необходимость ряда оперативных мероприятий в Генштабе и у Сталина, добиться разработки плана оперативных готовностей для всех Вооруженных Сил, я решил делать самостоятельно для флотов то, что могу, и даже то, что иногда выходило за пределы моей власти. За несколько недель до начала войны я перевел флоты на учебные оперативные готовности с фактическим затемнением всех баз, что позволило перевести их на настоящую боевую готовность № 1 (когда я получил сообщение, не приказание) уже вечером 21 июня 1941 года — все флоты находились в полной боевой готовности, способные отразить и отразившие атаки противника в эту решающую ночь.

Все это я привожу в доказательство того, что Генштаб совсем не занимался флотскими вопросами, иначе от него поступили бы хоть какие-нибудь запросы или указания о боевой готовности флота. Не интересовалось и не давало никаких указаний и высшее руководство… Даже в канун войны, 21 июня 1941 года, я не был вызван никуда в правительство, а только вечером был приглашен в кабинет к Тимошенко, который информировал меня (и не больше) о том, что возможно наступление немцев в эту ночь. Судя по тому, что делалось в его кабинете, указания были здесь получены еще днем, но флот никто не считал своим долгом даже поставить в известность.

Доказательством того, что флот находился в достаточной боевой готовности, служит своевременное обнаружение первых налетов авиации немцев и отражение их без потерь в корабельном составе.

Когда в 3 ч 07 мин 22 июня самолеты противника совершили налет на Севастополь, я немедленно[49] по телефону получил сообщение об этом и об отражении атаки немцев. Мое донесение правительству было первым докладом о начавшейся войне. Вспоминаю, как недоверчиво отнеслись сначала к моему сообщению о фактическом налете авиации немцев.

Казалось, теперь следовало бы немедленно вызвать меня и спросить, что делает флот и какова его готовность. Но такого вызова не последовало, и я решил, что обязан сам делать то, что считаю нужным, не ожидая указаний свыше. Значит, по каким-то причинам начальству не до меня, не до флота. Генштаб, как я убедился, вечером 21 июня целиком был поглощен своими армейскими делами и едва ли, заключил я, найдет время заняться флотом.

В такой обстановке в самые решительные дни начала войны нельзя было даже говорить о правильных или неправильных указаниях флоту, о правильных или неправильных взглядах на его использование. Взглядов никаких не было, они не высказывались никем, как не выслушивались и мои предложения.

Таким образом, до начала войны я не мог найти вышестоящей инстанции, где бы можно было обсудить обстановку, оценить положение и место флота в системе всех Вооруженных Сил. Сталин не мог уделить этому должного внимания, никогда не делился со мной своими взглядами. Его ближайший помощник Молотов ограничивался решением только небольших вопросов неоперативного порядка и решительно избегал даже разговоров по оперативным вопросам без указаний Сталина Генштаб, сам связанный по рукам и ногам, не имел возможности распорядиться без Сталина своими армейскими делами, а заниматься флотскими вопросами всячески избегал.