Читать онлайн «Генерал Алексеев». Страница 9

Увы, с подобными настроениями обоюдного недоверия, мелких и крупных интриг, корпоративных счетов и привычек Алексееву приходилось сталкиваться постоянно в его будущей служебной биографии. Надо ли говорить, насколько вредным это было для единства командования, для жизни гарнизонов, не говоря уже о боевых действиях.

Четырехлетний «строевой ценз» командования ротой не прошел даром. Способного командира отметили его начальники. В 1886 г. во время корпусных маневров под Белостоком командир корпуса генерал-лейтенант М.Ф. Петрушевский ходатайствовал о поступлении Алексеева в Николаевскую академию Генерального штаба перед самим начальником Академии генерал-адъютантом М.И. Драгомировым. По оценке Б. Суворина, «сын скромных родителей, сам крайне скромный, он не мог стать тем типичным делателем карьеры, которых так много, к сожалению, выпускает высшая военная школа». И здесь снова проявилось убеждение Алексеева — «делать карьеру», опираясь только на собственные заслуги и собственный опыт. Поступление в Академию можно было бы считать сравнительно поздним. Как отмечал Кирилин, «Михаил Васильевич поступил в Академию не юношей, отслужившим требуемый ценз в три года, как это обыкновенно делалось, а прослужив в строю двенадцать лет, отбыв кампанию (Русско-турецкую войну. — В.Ц.) и прокомандовав четыре года ротой».

Летом 1887 г. он выехал из Вильно в Петербург. Не полагаясь на рекомендацию, полученную от генерала Петрушевского, Алексеев самостоятельно и с большой старательностью готовился к вступительным экзаменам. Снимая комнату в доходном доме напротив Казанского собора, в короткие часы досуга он посещал службы в храме и в Исаакиевском соборе. Экзамены были сданы успешно, на 12 баллов каждый, за исключением последнего — по армейским уставам. Оценки на нем ставились за знания каждого из действовавших уставов. Получив высший балл по общим, пехотным и артиллерийским уставам, Алексеев, «как нарочно», получил по кавалерийскому уставу тот самый единственный вопрос, но которому он не успел подготовиться. «Поменять» билеты на экзамене не разрешалось, и Алексеев заявил приемной комиссии, что «отвечать плохо не считает для себя возможным», поэтому «отказывается от ответа». В результате общий балл но уставам был равен 9{7}.

Во время обучения Алексеева в Академии многие отмечали его казавшуюся подчас чрезмерной тщательность в подготовке заданий, педантичность и исключительную работоспособность. Проживая в скромной комнате на 5-й линии Васильевского острова, светской жизнью Петербурга он откровенно пренебрегал, да и вряд ли был бы принят в се среду провинциальный армейский офицер. С другой стороны, заметной стала такая черта, как вдумчивость, стремление максимально расширить свои знания но той или иной теме, не ограничиваясь рамками установленной программы. Всестороннее изучение предмета, стремление к подтверждению своих выводов практическими результатами, в том числе и опытом участия в боевых действиях Русско-турецкой войны, — характерный «почерк» выполняемых молодым генштабистом работ.

В воспоминаниях генерала от инфантерии В.Е. Флуга сохранились весьма примечательные оценки учебы Алексеева в Академии. «Михаила Васильевича, — писал Флуг, — я знал еще но Академии, которую мы кончили вместе в 1890 году. С того времени мы были с ним на “ты” и наружно в приятельских отношениях, познакомившись, между прочим, и семьями… В Академии, которую Алексеев кончил первым, а я одним из первых, он брал упорным трудом, а я — счастьем. На академических экзаменах мне ни разу не случалось вытянуть билет, который я бы не знал достаточно хорошо…

На академических полевых поездках меня часто выручали находчивость и особое чутье, заменявшие глубокие размышления и кропотливое изучение условий данной задачи, чему — с присущим ему усердием — всегда предавался Алексеев. Наш общий руководитель по практическим занятиям, полковник Петр Софронович Кублицкий, очень талантливый профессор, но большой лентяй, обыкновенно не очень напрягал свои ум-ствешгыс силы, входя в подробный разбор решенных офицерами задач, но зато и оценивал их довольно однообразно, выставляя огулом большинству по 10 баллов (по 12-баллыюй системе) за совокупность всех практических полевых занятий. В нашей партии (из 5—6 офицеров), в которую входили Алексеев и я, им было допущено исключение из этого общего правила, а именно работы Алексеева были оценены им в 12 балов, а мои — в 11.

Михаил Васильевич был, в общем, человек справедливый и чуждый зависти, хотя и довольно строгий в своих суждениях о людях. В таком настроении по отношению к бывшим товарищам по Академии его мог еще поддерживать его однополчанин по первым годам офицерской службы Вячеслав Евстафьевич Борисов, человек не без способностей, но с большими странностями и не очень доброжелательный к своим ближним.

Влияние на Алексеева Борисов приобрел еще в полку, импонируя ему своим военно-училищным образованием, которое в те времена в армейской офицерской среде было редкостью. Михаил Васильевич, воспитанник юнкерского училища, по свойственной ему скромности сам себе цены еще не знал и не допускал мысли, чтобы он мог когда-нибудь поступить в Академию. Эту перспективу ему впервые открыл Борисов, а толчок к окончательному решению — искать высшего военного образования — Алексееву, уже по прослужении им более десяти лет в строю, дал М.И. Драгомиров, который, присутствуя однажды в качестве инспектора на тактическом учении Казанского полка (в котором служили Алексеев и Борисов), был восхищен блестящим исполнением данной Алексееву, как командиру роты, тактической задачи (во время корпусных маневров под Белостоком. — В.Ц.).

Проходя в течение трех учебных лет курс Академии совместно с Алексеевым и Борисовым и состоя с ними в одной партии по практическим занятиям, я настолько ознакомился с характерами их обоих, что считаю возможным с некоторой уверенностью установить факт подчинения первого известному влиянию со стороны второго, и не только в полку и в Академии, но и во время последующей службы, которая их часто сводила вместе»{8}.

Произошедшая смена руководства Академии (в 1889 г. Драгомирова заменил генерал Леер) отразилась на обучении и содержании программ. В одном из писем своей невесте, Анне Николаевне Пироцкой, Михаил Васильевич отмечал, что «каждая новая перемена лиц, власть имущих, сопровождается, как всегда и везде, новыми порядками, новыми веяниями». Изменения коснулись, в частности, порядка предоставления курсовых работ, увеличения их количества и, соответственно, продления времени обучения.