Читать онлайн «В походах и боях». Страница 53

Этот замысел штаб армии и вкладывал в строгие рамки плана армейской операции, руководствуясь следующим решением оперативного построения войск: из девяти дивизий четыре ведут активную оборону на фронте шириной 74 километра, а пять - образуют на 6-километровом участке прорыва ударную группу в двухэшелонном построении - три дивизии в первом эшелоне и две во втором.

Второй эшелон был у нас в те дни предметом серьезных забот и тревог. Современная наступательная операция не мыслится без наличия подвижных соединений, а они нам не были даны. В начале ноября в армию пришли лишь две танковые бригады - всего 28 машин, которые по условиям местности в районе плацдарма и характеру обороны противника нужно было использовать, по крайней мере в первые дни прорыва, как танки непосредственной поддержки пехоты. Второй эшелон армии, наносившей главный удар на Донском фронте, составляли лишь стрелковые дивизии. Это был серьезный просчет во фронтовом планировании. Дело в том, что Михаил Сергеевич Малинин не критически относился к данным о потерях противника в предыдущих боях, легко принимал преувеличенные их цифры, и поэтому штаб фронта неправильно представлял наличные силы врага. Фактически, как это впоследствии и подтвердилось, численность окружаемой группировки занижалась раза в четыре!

Эта большая оплошность была исправлена лишь в конце Сталинградской битвы, она сказалась в планировании сроков окончания операции и состава ударных групп.

Командование 65-й армии отчетливо представляло всю сложность будущего наступления с прорывом обороны немцев, занимавших господствующие высоты и создавших сильные опорные узлы сопротивления - Мало-Клетский, Логовский, Сиротинский, Хмелевский и Трехостровский - с законченной системой артиллерийского и пулеметного огня. Мы старались найти наиболее правильное решение, а позже, в ходе операции, вносить необходимые коррективы.

Донской фронт имел в резерве 16-й танковый корпус (105 машин), который был сосредоточен в полосе действий 24-й армии, то есть на направлении вспомогательного удара. При этом учитывалось, что 24-я армия стоит на восточном берегу Дона и при движении на Вертячий танкам не нужно будет форсировать реку. Но против такого решения были веские основания. Во-первых, участок, избранный для прорыва в полосе 24-й армии (высота 56,8), пользовался особым вниманием противника, укреплялся почти три месяца; он был насыщен противотанковыми препятствиями и имел хорошо организованную систему огня. Во-вторых, этот участок обороняли немецкие части, а опыт левого крыла Донского фронта в сентябре и октябре показал, что немецкая противотанковая оборона весьма эффективна - сбить немцев с высот в коридоре, отделявшем тогда наши части от дивизий армии Чуйкова, никак не удавалось.

Наконец, еще один вопрос из области фронтового планирования. Мне и по сию пору непонятно, почему начало боевых действий ударной группы у Галанина было перенесено на три дня позже нашего. Ведь в наметках наступательной операции красной нитью проходила мысль: одновременный прорыв на нескольких направлениях с целью дезориентировать противника, дезорганизовать его руководство и лишить возможности маневрировать резервами. Войска же Донского фронта, действовавшие в малой излучине, вынуждены были на первых порах поступать совсем иначе, что, конечно, затрудняло взаимодействие между 65-й и 24-й армиями.

А вот с правым соседом у нас сразу же установилось самое тесное взаимопонимание, и, на мой взгляд, совместная боевая деятельность 21-й и 65-й армий и в ноябре, и в январе может служить хорошим примером взаимодействия. Генерал-лейтенант И. М. Чистяков - опытный военачальник, участник тяжелых героических боев на подступах к Сталинграду. Спокойный, волевой человек, он с большим пониманием требований современного боя относился к организации взаимодействия. Чистяков всегда стремился всем, чем можно, помочь соседу, чтобы общими усилиями добиться успеха. При совместном прорыве обороны противника под Клетской командующий 21-й армией оказал нам существенную поддержку, так же как позднее под Карповкой наши войска помогли дивизиям Чистякова сломить на этом важном участке сопротивление врага.

Личный контакт командармов, доверие к опыту и способностям друг друга имели, конечно, немаловажное значение. Особенно же ценным было то, что наши штабы шли, как говорится, в ногу. У И. С. Глебова с начальником штаба 21-й армии В. А. Пеньковским быстро наладилось творческое сотрудничество: живая постоянная связь, обмен данными, все согласовано на карте, организованы встречи на стыке; словом, на прорыв обе армии шли, чувствуя дружеский крепкий локоть соседа. Помню, наша ударная группа переживала затруднения в связи с переправой через Дон артиллерии и танков. Как-то утром, едва протиснувшись в узкие невысокие двери блиндажа, появляется Швыдкой и докладывает... Однако читатель еще не знает, как оказался в шестьдесят пятой этот офицер, и здесь будет простительно следующее отступление.

Авиация противника оставила в покое Озерки, но переправы наши бомбила основательно. Во время очередного налета офицер, временно исполнявший обязанности начальника инженерной службы, так поспешно нырнул в укрытие, что его пришлось отправить в госпиталь с тяжелой травмой головы. "Сам себя отбомбил", - мрачно шутили офицеры. Мы остались без инженера. Тут мне и вспомнился богатырь-майор с Брянского фронта. Рассказал о нем Радецкому. Тот живо откликнулся:

- Паша Швыдкой? "На саперный глаз сойдет"?

- Вот, вот, он самый!

- Знаю его. Еще по Московской инженерной школе...

В этой инженерной школе коммунисты выбрали Николая Антоновича секретарем парторганизации. Так началась его карьера уже в качестве военно-политического работника.

Радецкий согласился, что Швыдкой будет подходящей кандидатурой на должность армейского инженера, несмотря на то что его опыт пока ограничивается масштабом бригады. У нас в шестьдесят пятой, как я уже говорил, смело шли на выдвижение талантливых кадров, и не было случая, чтобы нам пришлось раскаиваться.

Соответствующий рапорт командующему фронтом был подан. Радецкий с помощью начальника политуправления фронта С. Ф. Галаджева помог поскорее протолкнуть это дело, и незадолго перед наступлением Павел Васильевич Швыдкой (в звании подполковника) прибыл в Озерки. За несколько дней он уже был в коллективе управления на правах старожила, чему помог добродушный характер, развитое чувство товарищества, а главное - преданность своему делу. Даже наш суховатый начальник штаба вполне благосклонно отнесся к молодому инженеру, видя, что тот с охотой и открытой душой приходит поучиться, посоветоваться по тем вопросам инженерного обеспечения операции, в которых чувствует себя недостаточно уверенно. Через день съездил я с новым инженером к саперам. Вижу, командир бригады докладывает, а сам уже косит глазами на армейского инженера: так ли, мол, докладываю командарму? Ну, значит, дело пойдет. Берет саперов в руки новое начальство! Вскоре Швыдкой попросил разрешения съездить к соседу, и вот на следующее утро, едва протиснувшись своей могучей фигурой в дверь блиндажа, он доложил, что познакомился с инженером 21-й армии Е. И. Кулиничем. Товарищи понимают наши затруднения на Дону и готовы выделить время для переправы части нашей техники по мостам своей армии. Оставалось поблагодарить командарма Чистякова и его инженерно-саперную службу за братскую поддержку.