Читать онлайн «Александр Македонский». Страница 108

Наши сведения об устройстве этой страны со столь разнообразными населением, языками, режимами землепользования, обычаями (от кочевничества до оседлости) отличаются крайней скудостью. Представляется, что политические структуры здесь, как правило, оказывались тесно переплетенными с классовыми и что, по крайней мере в самых древних областях, власть принадлежала знати, которая разводила лошадей и занималась исключительно выездкой, а также охотой и войной и обитала в своих укрепленных жилищах лишь в период демобилизации. Мелким сельским арендаторам они предоставляли заботу об обширных владениях господ или сеньоров, «тагов» (ταγός означает буквально «кто повелевает»). Из последних, главным образом, и формировались кадры армии и эскадроны тяжелой кавалерии. Другие урожденные македоняне, разделенные по родам, племенам и округам — крестьяне, скотоводы, лесорубы, но также и свободные ремесленники редких поселков, — служили в пехоте или легкой кавалерии и отправлялись основывать новые города. Рабы, то есть обращенные в собственность несчастные из числа покоренных народов или военнопленные, представляли собой рабочую силу, необходимую царской администрации для возделывания земель, поддержания каналов и дорог, разработки полезных ископаемых и возведения укреплений. Фракийские или пеонийские пастухи-кочевники в недавно присоединенных горных областях могли создавать проблемы своими восстаниями, а также вторжениями на возделанные арендуемые земли.

Возникает впечатление, что Филипп располагал достаточной гибкостью и энергией для того, чтобы назначить в каждой из двенадцати новоприобретенных областей, наряду с тагами (ταγοί), или главами родов, и «пелигонами» (πελιγόνες), или старейшинами племен, — военных наместников, «стратегов» (στραταγοί на дорическом диалекте), и управляющих финансами, «скойдов» (σκοΐδοι), которым было поручено наблюдать за исполнением царских приказов и претворением в жизнь постановлений царя. Кроме того, Филипп довел число своих доверенных лиц, тех, кого он называл гетайрами (έταίροι), то есть истинными товарищами или друзьями царя, до 800 человек. Это были люди со всех концов света, происходившие из каких угодно слоев общества, однако, как пишет историк Феопомп («Филиппова история». Кн. XLIX), они не были отягощены никакими нравственными принципами и предрассудками: это были первопроходцы, люди действия, крутые в обращении, которым можно поручать самые щекотливые и опасные дела. Царь назначал из их числа своих охранников, советников, канцлера и казначея, который был одновременно также министром финансов и заведовал поступлениями от рудников, поместий, таможен и податей, имея в своем распоряжении не особенно многочисленный штат чиновников и секретарей. Наконец, поскольку Македония жила в состоянии постоянной войны, продолжавшейся с весны до осени, Филипп отдал под контроль военных наместников в каждом округе обширную систему баз, мастерских, складов и арсеналов, снабженных запасами провианта, обмундирования, оружия и припасов.

Это устройство, несколько напоминающее куда более обширное административное устройство Персидской империи, в которую недавно номинально входили и Македония, и Фракия, обладало сразу двумя преимуществами: во-первых, персонализированное управление, принимавшее в расчет обычаи предков, права земельной аристократии и социальные потрясения, вызванные завоеваниями; и, во-вторых, быстрая мобилизация всех сил в случае кризиса. Александр благоразумно воздержался от того, чтобы что-либо менять в этой структуре — как до, так и после своего обустройства в Азии, с той лишь разницей, что в качестве товарищей, друзей и телохранителей он привлекал скорее аристократов-сверстников, нежели старых друзей отца.

Что касается собрания солдат96, которыми только и могли быть свободные мужчины в Македонии, увеличившейся усилиями Филиппа до восьми областей и 12 захваченных территорий, оно не было ни законодательным органом, ни административным механизмом. Самое большее, на что оно было способно, это одобрительными восклицаниями назначить нового царя, подтвердить или отвергнуть его план кампании, судить государственных преступников: настоящее средство господства для династии завоевателей. Царь, таким образом, становится символом вооруженного народа. За всю карьеру молодого Александра Македонского, с 336 по 323 год, это собрание, похоже, проходило всего семь раз, то есть реже, чем раз в год, причем совершенно случайно и менее всего напоминая демократическое собрание, ибо у него не было ни процедуры, ни устава. Итак, нам известно о следующих собраниях:

в сентябре или октябре 336 года в Пелле, в ходе представления и назначения «царем македонян» третьего сына Филиппа — Александра, носившего это имя третьим среди македонских царей;

в марте 335 года на равнине, простирающейся к северу от Амфиполя, прежде чем отправиться в поход (первый за царствование) против независимых народов Балкан — фракийцев, трибаллов и дарданцев;

в декабре 331 года в лагере, разбитом между Тигром и Сузами, с тем чтобы утвердить назначение комиссией наиболее доблестных офицеров и, вероятно, чтобы одобрить кампанию против Сузианы и Персиды;

в августе 330 года в Парфии близ современного Шахруда, дабы покарать Бесса и покорить считавшиеся мятежными восточные сатрапии;

в октябре 330 года во Фраде (ныне Фарах) в Дрангиане, чтобы осудить на смерть и казнить Филота, сына Пармениона, и Александра Линкестидского, обвиненных в разных заговорах; весной 327 года в Бактрах, чтобы осудить на смерть и казнить пажей, подозреваемых в том, что они с Гермолаем участвовали в заговоре против личности царя, а, возможно, также чтобы одобрить индийскую кампанию;

в конце весны 324 года в Сузах, после принятого Александром решения включить в армию 30 тысяч молодых персов, дабы выяснить, кто из македонян будет уволен из армии и отправлен к домашним очагам: «Они предложили царю уволить их всех до одного» (Арриан, VII, 8, 3). Этот отказ продолжать кампанию завершился, как известно, казнью зачинщиков, увольнением 11 тысяч македонян и, наконец, прощальным пиром в Описе к югу от Багдада в конце лета того же года, который был устроен для военачальников с Запада и с Востока, собравшихся вокруг царя. Новая и уже последняя кампания велась, начиная из Экбатаны (Хамадана), против неукротимых касситов Луристана.

Эти несколько собраний сговорчивых исполнителей, не имеющие ничего общего ни со столь дорогой греческим городам демократией, ни с нашими законодательными собраниями, доказывают лишь то, что царь преобразовал выборную или считавшуюся таковой монархию в монархию личную и абсолютную, на азиатский манер, короче, что он сделался прежде всего самодержцем, тем, кто принимает решения в одиночку. Или, говоря проще, тот, кто прежде являлся символом всего народа, сделался теперь символом государства.