Читать онлайн «Жуков. Взлеты, падения и неизвестные страницы жизни великого маршала». Страница 78

Кто виноват в трагедии под Вязьмой

Роль Жукова в этой трагически неудачной военной операции вызывает горячие споры. Главная линия противостояния: послал ли Жуков 33-ю армию на верную гибель или Ефремов сам решил прорываться из окружения вопреки указаниям командующего фронтом, что и привело к печальному исходу. Вероятнее всего, истина, как это часто бывает, в равной мере удалена от крайних мнений, а найти единственного виновного вряд ли удастся.

Несомненным является то, что последний выстрел генерала Ефремова спас его подчиненных, которым удалось вырваться из окружения, от подозрений и обвинений со стороны особистов. Ведь солдаты 2-й ударной армии Волховского фронта, которые тоже оказались в окружении около деревни Мясной Бор в Новгородской области, даже пробившись к своим, не могли избавиться от настороженного (в лучшем случае) отношения – поскольку командующий армией генерал Власов сдался немцам. А люди Ефремова в абсолютном большинстве были признаны героями и награждены орденами и медалями.

Хотя и здесь не обошлось без показательных наказаний.

Когда гибель 33-й армии стала очевидным фактом, принялись искать виновных. «За бездеятельность при выходе дивизии из окружения» 6 апреля 1942 года был приговорен военным трибуналом к расстрелу командир 329-й стрелковой дивизии полковник Андрусенко. Впрочем, вскоре приговор ему заменили на 10 лет лишения свободы с отправкой в действующую армию – командовать 115-й стрелковой бригадой.

Жуков в то время документально свидетельствовал: «…Как показало следствие, никто, кроме командующего 33-й армией, не виноват в том, что его коммуникации противник перехватил».

Был подготовлен и официальный аналитический документ по итогам вяземской катастрофы, в котором основная вина возлагалась на самого Жукова: «Громкие приказы, которые отдавал командующий Западным фронтом, были невыполнимы… А та торопливость, которую проявляло командование Западным фронтом, передавалась в войска и приносила большой вред делу».

Именно Жуков поначалу запретил Ефремову идти на соединение с корпусом Белова, а когда командующий Западным фронтом понял, что такое решение было бы полезным, возможности выполнить его уже не было. Справедливости ради надо отметить, что Жуков изначально был против этой операции.

Есть и такая точка зрения, что гибель группы, в которой находился генерал Ефремов, стала результатом предательства со стороны одного из солдат. Или даже кого-то из офицеров… Приверженцы этой версии указывают, что в глухих заболоченных вяземских лесах у немцев не было единой линии фронта, военные силы находились лишь в опорных пунктах на базе поселков и деревень. В случае необходимости в нужную точку высылались мобильные подразделения. И такая спецгруппа из полка «Бранденбург-800» с удивительной точностью определяла место, где пытались пройти Ефремов и его люди, неизменно преграждая им путь. Называют фамилию предателя – Бочаров – и ссылаются на сведения, полученные кавалеристами из корпуса Белова, которые в мае 1942 года этого самого Бочарова поймали…

Гораздо позже сам Жуков описывал историю с подразделениями, сражавшимися в окружении под Вязьмой, весьма гладко: «В начале апреля обстановка в районе Вязьмы серьезно осложнилась… По просьбе генералов П. А. Белова и М. Г. Ефремова командование фронта разрешило им выводить войска на соединение с нашими главными силами. При этом было строго указано выходить из района Вязьмы через партизанские районы, лесами, в общем направлении на Киров, где 10-й армией будет подготовлен прорыв обороны противника, так как там она была слабее. Кавалерийский корпус генерала П. А. Белова и воздушно-десантные части в точности выполнили приказ и, совершив большой подковообразный путь, вышли на участок 10-й армии 18 июля 1942 года…»

Однако в мемуарах самого Белова ситуация выглядит чуть иначе.

4 июня. Белов – Жукову

Настало время просить вашего совета. Оценка обстановки: три дивизии противника с громадным превосходством танков и авиации успешно продвигаются, ломая героическое сопротивление войск группы, не считаясь со своими большими потерями, подводя резервы.

За 12 суток тяжелых боев противник овладел большей половиной ранее занимавшегося группой района. Еще сутки боя – и возможен прорыв противника в центр группы и разъединение наших сил. Дальнейший бой в окружении грозит уничтожением живой силы наших войск. В целях сохранения живой силы, качественно высокой боеспособности просим разрешения на выход из окружения при условии продолжения упорных оборонительных боев.

План: прорваться восточнее Ельни в район 5-го партизанского стрелкового полка. В дальнейшем прорываться в направлении на Киров для соединения с войсками фронта.

Просим срочных мер помощи и совета.

По словам Белова, Жуков на следующий день предложил ему два варианта – либо пробиваться на север навстречу главным силам Калининского фронта, либо на восток в сторону Мосальска. Там действовала 50-я армия, но там же сосредоточили мощные силы и немцы. Собрав военный совет, Белов обсудил со своими людьми оба варианта. Идею прорыва на восток отбросили сразу – слишком много войск противника на пути. Идя на север, пришлось бы форсировать Днепр. Вдобавок в этом направлении были две транспортные артерии – Минское шоссе и Белорусская железная дорога, что позволило бы немцам быстро подвозить войска.

Высказывалась даже мысль уходить в Белоруссию на соединение с тамошними партизанами, благо на западе особых германских сил не наблюдалось.

Выслушав всех, Белов предложил двигаться на юго-запад, к Ельне. Немецких сил там было немного, но действовал партизанский полк. Дальше предполагалось «пересечь Варшавское шоссе, прорвать линию фронта и соединиться с войсками 10-й армии, действовавшей близ Кирова». То есть идти по пути, который в апреле Жуков указывал для выхода Ефремову… И который сам Белов называл наиболее подходящим в своем донесении. Откуда взялись два безнадежных варианта, теперь уже не выяснить.

Впрочем, память иногда способна сыграть и с добросовестным мемуаристом удивительные для стороннего наблюдателя шутки. При сравнении соответствующих фрагментов мемуаров Жукова и сопровождавших его в сентябре 1941 года в Ленинград генералов оказалось, что все они вылетели из Москвы в разные дни и с различных аэродромов. Хотя в действительности летели на одном самолете, о чем, собственно, и пишут…

Но мемуары мемуарами, а выход группы Белова был обставлен по всем правилам военного искусства, включая дезинформацию. Белов подготовил фальшивый приказ о прорыве (не отсюда ли возникли потом слова о странных направлениях движения?), который якобы случайно попал к немцам: «Из леса выскочили два всадника, «не знавшие», что находятся на «ничьей» земле. Наше прикрытие сразу открыло сильный огонь по немцам. Гитлеровцы ответили тем же. Головной всадник пришпорил коня, галопом помчался к лесу и скрылся среди деревьев. Второй кавалерист бросился за ним, но лошадь его, убитая пулей нашего снайпера, рухнула на землю. Кавалерист притворился тяжелораненым. К нему подбежали красноармейцы и под огнем врага «спасли» своего товарища – утащили в укрытие… На лошади, убитой на «ничьей» земле, было хорошее седло, а в переметной сумке лежал планшет с ложным приказом».