Читать онлайн «Записки о большевистской революции». Страница 29

Я уже сообщал, и не только я, в каком состоянии уже долгие месяцы находится русская армия. Это состояние ниже всякой критики. Июльское наступление было последней судорогой в агонии, длившейся уже два года. Анархия, неповиновение — повсеместны. Войска потеряли всякую боеспособность, требуют мира любой ценой, в массовом порядке оставляют фронт, грабят, бесчинствуют в тылу и т. д., и т. д…

Где такая армия почерпнет новые силы? Только не в России. Падение производства угля и стали ведет к постепенному закрытию промышленных предприятий и соответственно к общему кризису безработицы. Плохие урожаи, оборачивающиеся страшной проблемой снабжения, транспортный кризис, усугубляющий все эти трудности и делающий практически невозможной необходимую между тем частичную демобилизацию, — вот некоторые из причин, породивших состояние всеобщего недовольства во всех без исключения слоях России, состояние, которое, что бы мы ни делали, может лишь усугубляться до тех пор, пока не наступит мир.

Этого мира армия и народ хотят немедленно. Союзники должны понять, что, нападая на большевиков в этом вопросе о мире, заявляя, что большевики, — потому что они хотят мира, — предатели и иностранные агенты, они одновременно впрямую выступают против всего русского народа.

Так какой же должна быть политика Антанты?

Вновь попытаться заставить русских немедленно возобновить военные действия и оставить всякую мысль о скорейшем мире — значит добиваться невозможного и еще больше оттолкнуть от нас Россию.

У меня есть основания полагать, что Германия пойдет на предложенные ей переговоры. Она будет рассчитывать на то, что вобьет клин между союзниками и Россией, а это было бы для нее победой тем более полной, что русские, покинутые нами, очень быстро под руководством обладающего организаторским гением противника станут значительной силой. Кроме того, Германия надеется, что перемирие высвободит все еще значительные силы, которые, несмотря ни на что, приковывает Восточный фронт. Наконец, она мечтает, без сомнения, о выгодном для нее сепаратном мире.

Я думаю, — поскольку все больше верю, открыто признаюсь, в честность Ленина и Троцкого, — что у немцев есть серьезные основания считать, что эти два человека не продадут Россию, однако они могут надеяться, что им легко удастся «прокатить» противников, которые любят мир во имя мира и, может быть, недостаточно озаботятся условиями этого мира.

Надежды неприятеля имеют тем больше шансов осуществиться, чем больше мы будем поддерживать по отношению к большевикам нынешнюю активно враждебную или, что хуже всего, выжидательную позицию, которую, похоже, мы настроены вскоре занять. В период действий надо действовать. Уравновесить воздействие немцев на большевиков своим противодействием. Нужно вступать в переговоры. Это нужно было сделать две недели назад, меня возмущают все эти проволочки, которые оборачиваются для французов новыми потерями.

На сегодня я единственный человек, кто поддерживает диалог со Смольным — без официального мандата, исключительно по собственной инициативе. Уже несколько дней беседы с «диктаторами пролетариата» и их помощниками посвящены анализу условий, предваряющих подписание перемирия, и рассмотрению условий сепаратного мира.

Исходя из принципов, провозглашенных русской революцией: мир без аннексий, без контрибуций, с правом народов на самоопределение, — я прихожу к выводу, что большевики с помощью наших советников, при нашей военной поддержке должны выдвинуть такие условия перемирия, затем мира, что немцы или сочтут, что эти сообразующиеся со стремлением к демократическому и честному миру требования для них неприемлемы и прервут переговоры, или — и это фактически определит, насколько они ослаблены, — примут эти условия и заключат с Россией мир, приемлемый для русской революции, то есть благоприятный для союзников и отвечающий их общим интересам.

Мне возразят, что мои рассуждения справедливы, лишь если Ленин и Троцкий искренни в своих целях. Уже две недели я провожу часть каждого дня с этими людьми. Я знаю все их тревоги, надежды, замыслы. Есть эмоции, которые нельзя подделать, и сегодня, как никогда, я имею основания говорить о глубокой убежденности большевистских лидеров. Никогда еще я не видел их такими сдержанными, если так можно сказать о них, людях рассудка, неуклонно продвигающихся по заранее намеченному пути, поддерживаемых и окруженных энтузиазмом рядовых борцов. Это люди выдающихся способностей и воли. Какова бы ни была пропасть, отделяющая их идеологию от буржуазной, с каким бы презрением они не смотрели на мелочные расчеты правительств союзников и противника и на низкие интересы, которые преследуют правящие классы, я убежден, что если мы предоставим им условия, опирающиеся на провозглашенные ими принципы права и справедливости, они сумеют решительно отстоять их и проявить большую требовательность в отношении Германии, чем любые их предшественники.

Я уже предложил им целый ряд условий для заключения перемирия, которые заставят содрогнуться германскую делегацию: продолжение братания и революционной агитации, запрещение переброски войск с одного фронта на другой, проведение переговоров на нейтральной или русской территории, очень невыгодные для немцев военные условия и т. д., и т. д.

Настойчивость, с которой Ленин и Троцкий будут отстаивать эти условия, станет пробным камнем их искренности.

Условлено, что Троцкий будет час за часом извещать меня о состоянии на переговорах и что ни на один из вопросов, поставленных противником, не будет дано окончательного ответа до тех пор, пока мы его не обсудим (разумеется, я буду докладывать о них кому следует).

Нет надобности говорить вам о том, насколько явно недостаточна моя личная помощь, которую я им оказываю.

Следовало бы выстроить четкую, упорядоченную систему дипломатической обороны с последовательным рядом тыловых рубежей.

Но для этого нужны контакты. Когда же мы на них решимся? Когда, без сомнения, будет уже поздно. Союзники в очередной раз потерпят поражение со своей программой оперативных и целенаправленных действий.

Эти переговоры мне представляются замечательным способом революционной агитации или — проще — морального давления на немецкие массы. Условлено, что всякий раз, когда делегация противника будет уходить от рассмотрения или от приемлемого решения какого-либо фундаментального условия демократического и честного мира, Троцкий и Ленин будут публично критиковать недопустимое отношение неприятельских правительств и отмечать в обращениях к немецкому и австрийскому народам двуличность их правительств и их ответственность. Они мне это обещали. Могли и не обещать. Я уверен, что они сдержат свое слово, несмотря на все протесты Вильгельма II, которого эта жестокая процедура не преминет возмутить.