Читать онлайн «14-я танковая дивизия. 1940-1945». Страница 41

Поздней осенью в Елабугу прибыли все те наши товарищи, которые провели лето 1943 года в лагере в селе Оранки.

Этот период с осени 1943 года и до капитуляции Германии в 1945 году характеризовался очень острыми политическими дискуссиями. Из Москвы приезжали делегации немецких офицеров, которые входили в основанный ими Национальный комитет «Свободная Германия». В начале 1944 года в наш лагерь приехала еще одна делегация во главе с бывшим командиром 14-й танковой дивизии генералом Латтманом и генералом Шлёмером, а также знаменитым летчиком-истребителем фон Айнзиделем, сбитым в небе над Сталинградом. Все эти господа явились к нам в новеньких с иголочки отличных белых русских полушубках, белых унтах и меховых шапках и, выступая на многолюдных собраниях, попытались убедить нас в необходимости активной борьбы с немецким командованием. Генерал Латтман выступал по этому поводу с большой речью в клубе с трибуны, украшенной черно-бело-красным флагом. Над его головой красовался большой транспарант с надписью «Смерть фашистским оккупантам!». Двадцатидвухлетний граф фон Айнзидель не смог удержаться от того, чтобы не обратить внимания старших по возрасту штабных офицеров на то, что они «должны наконец отказаться от упрямо занимаемой ими изжившей себя позиции», так как в конце концов именно он и его товарищи после войны будут выдавать проездные билеты на родину. При этом он выразил уверенность в том, что только часть поездов поедет в Германию, а остальные отправятся в Сибирь. Поэтому он посоветовал всем хорошенько подумать и принять правильное решение. (В мемуарах графа фон Айнзиделя, которые были написаны им после его перехода на Запад в 1950 году, эта речь излагается иначе.)

Так, действуя то грубыми методами запугивания, то используя более перспективные приемы, обещая всяческие льготы, пытались вызвать у нас увлечение новыми идеалами. И в основном им удалось это сделать. Правда, весной 1944 года они допустили одну маленькую организационную ошибку. Русское руководство лагеря решило переселить военнопленных из нашего лагеря, и вмещавший почти 800 человек «монастырский лагерь» оказался заполнен почти исключительно теми пленными, которые до сих пор так и не вошли в национальный комитет «Свободная Германия». Только обслуживающий персонал кухни, несколько пропагандистов и немецкий руководитель лагеря, бывший офицер 14-й танковой дивизии, входили, как обычно, в антифашистскую группу. В этом лагере срывалась любая попытка русских привлечь нас к работе, которая противоречила положениям международного права. Нас много раз направляли на мелкие промышленные предприятия, но там мы выполняли только те работы, которые были необходимы для снабжения самого лагеря. У нас была только одна постоянная так называемая лесная бригада, составленная из физически самых крепких военнопленных. Она работала в две смены и ежедневно доставляла в лагерь дрова с находившейся в 15 километрах лесной делянки, которую мы прозвали «Потсдамской площадью». Для перевозки дров у бригады имелось несколько небольших повозок, в которые впрягались сами военнопленные, тащившие их по разбитой проселочной дороге.

Единственным примечательным событием лета 1944 года стала голодовка, объявленная всем лагерем в июле, в день рождения подполковника Зайделя, чтобы добиться улучшения питания, которое к этому времени стало просто невыносимым. Нас неделями кормили три раза в день похлебкой из крапивы. Крапиву для этого «супа» должны были рвать на близлежащем лугу наши пожилые и физически самые слабые товарищи. Воду и соль великодушно выделяла администрация лагеря. Из остальных продуктов питания мы видели только хлеб. Эта голодовка в конце концов заставила администрацию лагеря действовать. После большого переполоха и долгих дискуссий был достигнут компромисс. Нам удалось добиться некоторого успеха, и питание немного улучшилось. Хотя со стороны русской администрации лагеря и раздавались угрозы, «что подстрекатели предстанут перед военным трибуналом». И действительно, вскоре во время общего построения нескольких наших товарищей увели отсюда под усиленным конвоем. Но все это уже не могло сильно взволновать успевших ко многому привыкнуть пленных. Еще осенью 1943 года в лагере был создан так называемый блок для изо.тированных, или изолятор. В него отправляли всех тех, кто, по мнению немецких антифашистов, противился их пропаганде, всех тех, кто пользовался определенным влиянием среди своих товарищей. Почти во всех случаях на них доносили их же собственные товарищи.

Этот блок был герметично изолирован от остального лагеря, вокруг него был установлен отдельный забор из колючей проволоки, и его охраняли итальянские и немецкие охранники, исключительно рядовой состав. Антифашистская сторона постаралась сделать условия жизни в этом блоке еще более примитивными и тяжелыми, чем в остальном лагере. В течение нескольких месяцев даже окна в этом блоке были забиты досками, как это делается в каторжных тюрьмах. Как вскоре выяснилось, в этом блоке оказались и предполагаемые «зачинщики» голодовки. В остальном атмосфера и товарищеские отношения в «монастырском лагере» в течение этих шести месяцев были настолько хорошими, что, несмотря на все прочие неприятности и тяжелую работу, пребывание в плену было вполне терпимым. Прекрасными летними вечерами мы часто собирались вместе с немногими боевыми товарищами из нашей дивизии и вспоминали былое. Кроме того, наш лагерь сначала, видимо, полностью списали со счетов как не поддающийся перевоспитанию, и в нем почти не велась политическая обработка военнопленных. Только один-единственный раз генерал Шлёмер попытался организовать политическое собрание. Но на этом все и закончилось, собрание так и не состоялось.

В сентябре 1944 года русская администрация снова начала перемешивать лагеря. При этом группу военнопленных из «монастырского лагеря» в количестве примерно 90 человек отправили в изолятор. Среди нас оказались и мои однополчане Бауэр, Хассель, Уллершпергер и Твиссельман. Зиму 1944/45 года мы провели в «изоляции». И хотя условия жизни были не очень привлекательными — мы почти не получали дров для отопления, всю зиму жили в подвале с одной-единственной застекленной дверью, выходившей во двор, и почти полностью были лишены прогулок, — но и это время не прошло напрасно. Мы энергично принялись за организацию самых разных курсов, начиная с изучения языков, математики, стенографии, автодела и заканчивая другими областями знаний. Так что время не тянулось для нас слишком долго. Разумеется, у нас не было никаких учебных пособий и приходилось полагаться только на собственные знания и свою память. В качестве тетрадей использовались дощечки из фанеры плюс огрызок карандаша (настоящее сокровище в то время) и осколок стекла, чтобы время от времени можно было «стирать» с доски.