Читать онлайн «СССР. Зловещие тайны великой эпохи». Страница 26

Любопытно, что еще одно орудие подобного типа было отправлено в Италию для обстрела городов и железнодорожных узлов. После войны американцы отправили его в США в Национальный музей, где оно и находится в экспозиции, привлекая туристов…

Помимо телефонных звонков автор получил много писем от ветеранов-фронтовиков, защитников батареи. Письма были очень толковые, обстоятельные, с уточнением многих деталей обороны Севастополя.

Например офицер-фронтовик из Белоруссии писал, что, судя по рисунку в журнале, в Германии, близ американской оккупационной зоны, в тупике одной из станций он видел поврежденную «Дору» и даже сфотографировался около нее вместе с другими офицерами.

Одно из писем было особенно примечательным. Оно имело крупный заголовок «От Кюи до Александера» и было написано военным инженер ом-строителем Николаем Михайловичем Булькановым, строившим Тридцатую батарею и знавшим ее как свои пять пальцев.

Привожу его письмо с небольшими сокращениями:

«С интересом и, не скрою, с волнением прочитал статью т. Вяткина Льва, но считаю, что в главу «Рождение Тридцатой» необходимо сделать дополнение, заслуживающее быть озаглавленным — «От Ц. Кюи до Г. Александера».

Действительно, Тридцатую (так ее именовали еще в стадии проектирования) начали быстро строить до революции. От той поры остались не только котлованы, но и значительные по объему бетонные массивы. Так что советским фортификаторам пришлось не продолжать строительство, а начинать, что называется, с нуля. И то сказать: документация проекта, чертежи и расчеты уплыли в буквальном смысле за рубеж. (То ли врангелевцы, то ли французские интервенты сделали это.) Так что проектирование начали с обмеров сооружений в натуре.

Попутно нами производилась проверка качества бетона, доставшегося в наследство. И оказалось, что значительная часть так называемого бетонного камня низкого качества, прохиндеи-подрядчики, должно быть, «экономили» не только цемент, но и бетон. Например, в толще бетонных конструкций оказались замурованы пустоты в виде порожних бочонков из-под цемента (в те времена цемент затаривался в деревянные бочонки).

Конечно, ни «тощего» бетона, ни искусственных раковин в нем при возобновлении строительства и следа не осталось…

Вряд ли мог предположить Цезарь Антонович Кюи, какую «плавучесть», как говорят моряки, этому «сухопутному линкору» придадут советские фортификаторы. Например, что подача снарядов и зарядов из погребов в башни и орудия будет осуществляться электромеханиз-мами, электроснабжение будет иметь три источника — два автономных кабельных ввода извне, а на случай их выхода из строя — своя дизель-электростанция с запасом горюче-смазочных материалов в казематах-цистернах, водоснабжение по двум вводам из внешних систем и своя артскважина, оборудованная Р-лифтом. К двум режимам вентиляционных систем (мирного и боевого) будет оборудован еще и боевой — противохимический режим и многое другое.

В разгар боев за Севастополь противнику удалось своей сверхмощной артиллерией повредить 75-тонный козловый кран, упрятанный в искусственном ущелье скалистой горы с комплектом звеньев железнодорожного подкранового пути, и смену стволов, увы, пришлось производить методом «бурлацкой артели». Не лишне упомянуть, что для быта батарейцев было предусмотрено все, начиная с запасов продуктов, электрофицированного камбуза, оснащенного прекрасными медицинскими инструментами и приборами лазарета и до гигиенического гальюна.

Надо еще сказать об учебных стрельбах которые велись по невидимым морским и сухопутным целям, и корректировались с воздуха или из отдаленных выносных наблюдательных пунктов. И всегда батарея Александера стреляла только на отлично!

Да, это поистине был «линкор». Там не было этажей, но были палубы. Не было кухни, но был камбуз. Кают, правда, не было, но были помещения, которые назывались по-крепостному: «казематы». Форма на батарейцах была морская, и, как и положено по правилам корабельной эстетики, все медяшки на батарее были надраены…

Феноменальную живучесть Тридцатки нельзя рассматривать вне совокупности со всеми оборонными мероприятиями Севастополя. С батареей взаимодействовала сеть других батарей (как при этом не вспомнить героическую зенитную батарею капитана Воробьева). Электроэнергию батарея получала с подземной электростанции, располагавшейся где-то в Инкерман-ских горах, а подземные телефонные кабели обеспечивали бесперебойную надежную связь с командованием флота. Что говорить, Тридцатая была шагом, большим шагом вперед!

А теперь несколько слов о людях, которые имели отношение к батарее в период «от Кюи до Александера». В период строительства на ней побывали С.С. Каменев — заместитель наркома обороны страны, Я. А. Гамарник — начальник ПУРККА, командующий Черноморским флотом И.К. Кожанов и инспектор инженерных войск РККА Н.Н. Петин…

Кроме того, со стройкой поддерживала постоянную связь Военно-инженерная академия им. Куйбышева, слушатели которой проходили производственную практику на всех этапах строительства.

Строительство Тридцатой осуществляли грамотные, эрудированные и интеллигентные военные инженеры, воспитанники Военной-инженерной академии: Н.А. Коссович, Т.Н. Колокольцев, а также Прянишников, Кириченко и др. техноруки, вооруженцы и энергетики. Их заслуга не только в том, что они руководили столь ответственной стройкой, но и в том, что за очень короткий срок смогли обучить и переквалифицировать многих людей сугубо гражданских специальностей в первоклассных фортификаторов. Ведь в те годы грамотных специалистов этого дела было очень и очень мало. И вот все эти прорабы, экономисты, сметчики, выпускники техникумов и втузов «доучивались» на месте, и, надо сказать, многие из них впоследствии, уже в годы войны, проявили себя отменными специалиста-ми-фортификаторами.

Начальником строительства Тридцатой батареи был младший специалист инженерной службы советский фортификатор-самородок Семен Николаевич Смолин. Родился он на Вологодчине и уже будучи в армии закончил технические курсы с отличием. И здесь, под Севастопо-лем, в конце 20-х годов раскрылся его необыкновенный талант организатора, рационализатора и вдумчивого, волевого командира. Когда закончилось строительство батареи, он подал рапорт о зачислении его в слушатели академии. Лекции слушал, сидя рядом с теми, кто недавно проходил практику у него на батарее, а профессора не считали зазорным по некоторым специальным вопросам у него консультироваться. Дипломный проект государственная комиссия оценила как научный труд, и он получил назначение на строительство оборонных объектов в качестве главного инженера и руководителя. В самом начале войны он погиб. Откровенно говоря, статья в «Технике — молодежи» о Тридцатой батарее и память о С.Н. Смолине заставили меня взяться за перо и написать это письмо.