Читать онлайн «Скобелев: исторический портрет». Страница 59

Усилия Скобелева по умиротворению края дали плоды. Разбежавшееся население возвращалось на обжитые места. Довольно скоро жизнь нормализовалась. Доктор Гейфельдер, вновь посетивший знакомые места в 1887 г., не узнал их: всюду он наблюдал распространение цивилизации, экономический и культурный подъем, спокойствие и законность. Очень важную роль выполняла железная дорога, начатая строительством еще во время войны, в 1880 г. Другие районы Туркмении и населявшие их племена вошли в состав России добровольно. Присоединение к России Туркмении, как и всей Средней Азии, имело объективно прогрессивные последствия. Прекратились феодальные междоусобицы, были ликвидированы рабство и работорговля. Соединение в одно административное целое районов, населенных разрозненными и нередко враждовавшими между собой племенами, способствовало национальной консолидации туркменского народа. Началось втягивание феодально-патриархальной Туркмении в экономическую систему российского капитализма, формирование туркменской нации, благотворное воздействие на ее культурное развитие русской культуры.

Полная и эффективная победа вновь высоко подняла престиж России. Персидский шах поздравил ее с победой, подчеркнув выгоды мира и пожелав привести к покорности Мерв. Имя Скобелева донеслось до Индии, где оно соединялось с легендарным Нана-саибом. Правда, Скобелеву пришлось предпринять еще одно, последнее военное усилие. Бежавший Тыкма-Сердарь посулами и террором препятствовал возвращению текинцев и с помощью англичан, обещавших содействие, побуждал их к борьбе. Когда прошел слух о движении помощи из Мерва, Скобелев во главе колонны пошел через Асхабад на Люфтабад, где встретил восторженный прием населения, вступил в Атек и пригрозил Мерву немедленным разгромом. Теперь вверх взяла партия мира. 27 марта Тыкма-Сердарь сдался Скобелеву, который вернул ему саблю и подарил своего Шейново. Текинский вождь присягнул императору и по собственному желанию во главе мирной депутации отправился в Петербург. В соответствии с принципами русской политики они были обласканы, награждены и возвращены в родные места. В связи с возвращением депутации Главный штаб в распоряжении Закаспийскому военному отделу извещал: «Текинская депутация имела счастье представляться государю императору и удостоилась получить следующие высочайшие награды: глава депутации Тыкма-сардар — чин майора милиции и почетную шашку, Магомед Гельдиев, мервец Магомед Берды-хан и Овез Кули-сардар — каждый большую золотую медаль для ношения на шее на Анненской ленте; Магомед Риза-оглы и Куль Батыр — большую серебряную медаль на Станиславской ленте. Кроме того, каждый из них получил золотые часы и почетный бархатный халат. По высочайшему повелению депутации разрешено возвратиться в свои места, в Ахал-Текинский оазис. На управление Закаспийским военным отделом возлагается забота по отправлению депутации из Красноводска в места их жительства».

Война была окончена. Цель была достигнута с большой экономией людей, времени и денег в сравнении с первоначальным планом. «Образцовые» действия Скобелева в этой локальной, но достаточно серьезной и трудной войне упрочили международное признание его военного таланта. «Ахал-Текинская экспедиция определила его как полководца», — считал маститый Леер. В нем уже не было рисовки, он уже не бросался с шашкой в гущу боя. Все его действия характеризовали такие черты, как расчет, четкое планирование, продуманность каждого шага. Только один раз он не выдержал: по окончании штурма лично повел конницу в преследование. Но о текинских воинах (имевших вокруг, особенно в соседнем Иране, высочайший военный авторитет) Скобелев остался самого высокого мнения и предполагал привлечь их к участию в будущей войне на Западе. «Текинцы такие молодцы, — говорил он, — что сводить несколько тысяч такой кавалерии под Вену — совсем неплохое дело».

На заключительном этапе войны произошел яркий эпизод, рассказанный известным (точнее, неизвестным) нам NN. «Через несколько дней после взятия Асхабада Скобелев во время рекогносцировки встретил значительную толпу конных текинцев.

— Кто вы такие? — спросил он.

— Мирные теке, — ответили они.

— Как я этому поверю, когда вы вооружены?

— Текинец никогда не лжет, — возразил гордо один из них.

— Хорошо, если так, проводите меня до Асхабада, — сказал Скобелев.

И с сими словами он отпустил свой конвой, отправился к Асхабаду, окруженный кучкой диких разбойников, которые отчаянно дрались под Геок-Тепе несколько дней перед тем». На что рассчитывал Скобелев, решаясь на этот рискованный и не вынужденный обстановкой шаг? Он уже хорошо знал текинцев и по их поведению при этой встрече понял, что они не обманут. И он, со своей стороны, хотел показать им свое доверие. Он знал, что слух об этом разнесется по всей Туркмении и поднимет его авторитет еще выше, а с ним и авторитет русской власти.

Для войск и в честь приехавших из Ирана гостей Скобелев устроил своеобразный парад, точнее, военный праздник, изображавший штурм Геок-Тепе. Его описание оставил доктор Гейфельдер: «Я присутствовал на многих парадах и маневрах, гораздо более величественных и блестящих, в Петербурге, Вене, Берлине и Париже, но такого интересного, своеобразного и увлекательного, как этот, никогда не видел. Тут был изображен, в концентрическом масштабе, штурм и взятие Геок-Тепе… Иллюзия была полная… Во время битвы Скобелев воодушевился до такой степени, что всех увлек за собою. Я был более взволнован во время этих маневров, нежели во время действительного штурма. В эту минуту можно было понять, до какой степени появление Скобелева, его действия должны были воодушевлять и увлекать массу. Ни прежде, ни после я не видел его до такой степени в своей сфере и не любовался им так, как в это утро».

Личные чувства Скобелева после окончания кампании были сложными и смешанными. Он был награжден Георгиевским крестом II степени и стал полным генералом (от инфантерии). Это не могло его не удовлетворять. Но после полной напряжения боевой жизни переход к миру и относительному бездействию был столь резким, что Скобелевым, при его известной нам натуре, овладели апатия и равнодушие. Изменение в его поведении — отсутствие прежней приветливости и доступности — было сразу замечено и воспринято с обидой. Но дело объяснялось просто. Помимо того что исчез такой важный для Скобелева стимул к поддержанию близких отношений с подчиненными, как боевая обстановка, сказывались усталость и ухудшившееся состояние здоровья. Доктор Гейфельдер вспоминал, что хотя Скобелев усилием воли заставлял себя быть бодрым и деятельным, он часто болел и иногда лежал целыми днями. Он писал дяде, что здоровье его подорвано еще с хивинского похода, «да и труды двух кампаний, Кокандской и Турецкой, тоже прошли не даром. В первый раз в жизни произношу слово «отдых», знаю, что это грустный признак, ибо это начало конца, но делать нечего». К тяжелому физическому состоянию добавлялась психическая травма, нанесенная гибелью матери. Неудивительно, что Михаил Дмитриевич мечтал об отдыхе. И.И.Маслову он писал, что думает о Спасском, о хозяйстве, саде, цветах, о своем конном заводе, куда послал шесть кровных жеребцов, и даже — впервые — упоминает о лечении.