Читать онлайн «Казино Москва: История о жадности и авантюрных приключениях на самой дикой границе капитализма». Страница 55

Благодаря их усилиям «Экзайл» превратился в пособие для приезжающих иностранцев, которые высоко ценили эти публикации за необычное ранжирование пользующихся дурной славой московских ночных заведений. Эти рассадники беззакония первично ранжировались по двум параметрам – фактору плоскоголовости и фактору везения. Фактор плоскоголовости изображался маленькими фигурками сердитых гуннов, которые выглядели пугающе похожими на моего старого друга Базза. По шкале от одного до пяти четыре фигурки означали, что клуб является местом сборищ бандитов и ваш шанс получить пулю в лоб колеблется от «удовлетворительно» до «отлично». Не рекомендовалось посещать клубы, имеющие оценку в пять фигурок, из-за высокого риска расстаться там с жизнью.

Другим определяющим параметром в оценке баров или диско-клубов был фактор везения, обозначаемый на страницах «Экзайла» привлекающими взгляд пиктограммами совокупляющихся в коленно-локтевой позе фигурок. Пять таких фигурок следом за названием клуба означали, что американским мужчинам нужны только желание да кошелек, чтобы им повезло. Читатели при выборе клуба сравнивали значения факторов плоскоголовости и везения, чтобы понять, «стоит ли игра свеч», как говорили французы до изобретения электричества.

Когда мы с Робертой решили попробовать наиболее бесстыдные московские ночные приключения, мы, конечно же, обратились к «Экзайлу». Сначала мы остановили свой выбор на клубе «Шанс», новом, часто посещаемом месте для геев и лесбиянок, в котором демонстрировались голые мужчины, плавающие в просматриваемых со всех сторон аквариумах. Это было нечто новое для Москвы, все еще остававшейся старомодным городом, хотя и переходящим к альтернативным стилям жизни. Однако кто-то из бывших коллег Роберты по Всемирному банку припомнил, что как-то в этот клуб нагрянула милиция и заставила всех посетителей целых три часа в конце зимы лежать вниз лицом на стоянке автомобилей. Таким образом, посещение этого клуба мы вычеркнули из наших планов – вдруг милиция решит снова вернуться туда.

Потом мы загорелись идеей пообедать в «Праге» – одном из наиболее знаменитых и старых ресторанов Москвы. Он расположен в начале улицы Арбат, мощенного камнем пешеходного бульвара, где в элегантном голубом особняке когда-то жил Пушкин и где теперь ремесленники торговали матрешками, украшенными лучезарно улыбающимися лицами Ельцина и Клинтона. В свою лучшую пору в начале двадцатого века ресторан «Прага» был наиболее элегантным, излюбленным местом для обеда, где аристократы и царские министры болтали о пустяках за золочеными столами под великолепными хрустальными люстрами. Но, как и Санкт-Петербург, этот символ старого порядка был пренебрежительно отвергнут в советскую эпоху.

Мне довелось обедать в этом ресторане в 1992 году во мраке перегоревших лампочек и отстающих от стен обоев в одном из отдельных кабинетов на втором этаже, который я забронировал за жалкие десять долларов у сварливого швейцара с бровями пещерного человека. Тот обед мне запомнился главным образом угрюмостью персонала и удивительно неаппетитной едой. Заказ блюд походил на битву за выживание, поскольку почти по каждому пункту меню от неряшливого и грязного официанта можно было получить один и тот же ответ – «нет».

– Ну хорошо, а что же все-таки у вас есть? – выдохшись, спросил я в конце концов.

– Бутерброды, – как бы оправдываясь, ответил официант.

В начале девяностых ресторан «Прага», несмотря на свою изысканную родословную, не был исключением среди других ресторанов коммунистического блока. В них действовали три универсальных правила: первое – даже если все столы были свободными, вы не могли войти в ресторан без взятки; второе – рестораны всегда были закрыты в обеденные часы по извращенной логике руководства, что персонал ресторана тоже должен иметь обеденный перерыв; третье – вам повезло, если хоть что-нибудь из указанного в меню имелось в наличии.

У меня не появилось бы особого желания еще раз пойти в «Прагу», если бы этот ресторан недавно не получил тридцать миллионов долларов на ремонт и реставрацию. Я представил себе, что теперь он тщательно восстановил свою былую старинную элегантность – обтянутые шелком стены и гипсовую лепку в стиле рококо.

К несчастью, реконструкция была выполнена в новорусском стиле буквально во всем – что-то было взято от стиля барокко, но преобладала постсоветская школа китча, которая необъяснимо как превращала каждое здание в подобие казино Лас Вегаса. Ресторан «Прага» теперь был постыдно погружен в зеленое и розовое и весь увит снаружи отвратительными багровыми неоновыми гирляндами длиной, наверное, в милю. Гирлянды обвивали сверкающего черного скорпиона, поднятое золотое жало которого было корпоративной эмблемой новых владельцев этого ресторана – темной группы дельцов, перемещавшихся в сопровождении бесчисленных телохранителей. По моим сведениям, заказ столика в одном из отдельных кабинетов этого ресторана стоил теперь десять тысяч долларов. Официантки, отобранные по конкурсу из двух тысяч претенденток-старлеток, обслуживали посетителей в костюмах придворных эпохи Екатерины Великой, а официанты в напудренных париках и с облаченными в ливреи обнаженными скульптурными торсами обслуживали гостей за трапезой из семи блюд, подававшихся на серебряных тарелках.

Увы, новая «Прага» была нам не по карману. К счастью, «Экзайл» помог нам найти другое интригующее место, удачно названное «Ночной полет» и расположенное неподалеку от нас – на Тверской, у Пушкинской площади. Оно привлекло нас тремя преимуществами: низким фактором плоскоголовости, пятью совокупляющимися фигурками и близостью к нашему дому. Мы с Робертой в компании нескольких коллег направились туда в ближайшую субботу.

«Ночной полет», как выяснилось, был местом облегченной добродетели, в чем мы убедились вскоре после прибытия туда. При нас один раскрасневшийся японский бизнесмен вошел в заведение и, не выходя из вестибюля, подцепил сразу четырех женщин из толпы стремящихся проникнуть в ресторан, просто показав на них пальцем: «Я возьму тебя, тебя и тебя». Без единого слова все четыре повернулись на каблуках и направились к лимузину, ожидавшему на улице.

– Черт возьми, – разочарованно произнесла Роберта, – нам не надо было выходить из дома, чтобы увидеть все это.

В нескольких сотнях ярдов от нашего балкона, под той самой аркой, которую в пятидесятых годах построил Сталин из норвежского гранита, заготовленного еще в 1941 году Гитлером для монумента в честь победы над Советским Союзом, собирались группы людей. Это были не мелкие торговцы, делавшие свой бизнес под этой исторической аркой, а выстроившиеся ровными рядами десятки людей, ожидавшие сутенеров. Небритые, с недобрыми хищными лицами сутенеры оценивающе осматривали эту толпу из-за занавесок двух своих минивэнов, постоянно припаркованных под аркой. Роберта не могла вечером даже выйти из дома за сигаретами, опасаясь, что к ней могут пристать.