Читать онлайн «Казино Москва: История о жадности и авантюрных приключениях на самой дикой границе капитализма». Страница 3

Однако Базз все-таки плохо подготовился.

– Посмотри-ка, нет ли где какой-нибудь веревки! – приказал он своей сообщнице (которую я также мысленно назвал Белочкой[2] – по ее прическе).

Она уже не принимала меня за скромного и мягкого библиотекаря, ее лицо приобрело жесткое и холодное выражение, а голос стал резким, пронзительным и полным злобы.

– Лежи тихо! – сказал Базз, прижимая ствол к моей голове.

Я ничего не ответил – мне казалось, что лучше всего промолчать. Мой мозг наконец осознал всю сложность ситуации, в которой я оказался.

Белочка обыскала кухню и через несколько минут доложила, что веревки там нет. Тогда Базз решил импровизировать.

– Принеси-ка мне нож из кухни, – сказал он.

При этом слове в моем воображении возникла масса дальнейших сценариев, ни в одном из которых не было места для помилования.

– Следи за ним! – огрызнулся он, передавая пистолет Белочке, и добавил: – Застрели этого паразита, если шевельнется!

Белочка неуверенно держала пистолет, пока Базз искал, чем бы меня связать. Вскоре он вернулся с удлинительными электропроводами от аппаратуры из моего кабинета, которые затем кухонным ножом нарезал на куски разной длины.

Лежа на полу, я со страхом посматривал на злую Белочку с пистолетом в руке. Я знал, что в бывшем Советском Союзе женщин часто использовали в качестве некой «сладкой приманки». Женщины усыпляли подозрительность и бдительность мужчин и делали их веселыми и беззаботными. Излюбленной «проделкой» КГБ был шантаж женатых западных дипломатов с целью склонить их к сотрудничеству. После крушения коммунизма криминальный мир стал самостоятельно организовывать подобные западни, но уже для своих собственных целей. Известно довольно много случаев, когда представители Запада после встреч в барах с прелестными блондинками спустя пару дней просыпались в своих номерах в отеле, или даже в канаве, с помутненным сознанием от подмешанных в напитки наркотиков и без ценных вещей и денег, которые имели при себе. Бывали и другие случаи, которые заканчивались не столь благополучно, но о них я старался не думать.

Срезанные с факса электрические провода были завязаны петлями вокруг моих кистей и лодыжек. Базз выполнил эту операцию со знанием дела, как специалист, не потратив зря ни времени, ни проводов.

«Интересно, как часто ему приходилось заниматься этим делом раньше? И вообще, что это за способ зарабатывать себе на жизнь?» – подумал я.

Казалось, все на Украине занимались воровством, чтобы выжить. Впрочем, воровство не являлось каким-то общим для всех славян врожденным пороком. Просто это был способ выживания в системе, где все гайки были закручены до предела. Рабочие, не получавшие заработную плату на государственных предприятиях, разворовывали готовую продукцию прямо со сборочных конвейеров. Менеджеры и руководители среднего звена крали уже целые партии готовой продукции, а государственные чиновники, наблюдавшие за производством, нагло захватывали фабрики и заводы. Экономика страны представляла собой некий порочный круг обирания народа, что, в известном смысле, поощрялось популярным тезисом коммунистического учения о том, что государственная собственность в стране принадлежит всем и каждому, а не какому-то одному владельцу. На практике это означало: государственная собственность существует для того, чтобы каждый мог ее грабить. Когда мне понадобилось отремонтировать телефонную проводку, хозяин квартиры, чтобы быстрее услужить мне, отрезал нужный кусок провода от телефона соседа. В свою очередь, сосед тоже куда-то пошел и отрезал кусок провода для себя. Жизнь целого народа в условиях дефицита товаров и продуктов в течение семидесяти лет под воздействием коммунистической идеологии привела к тому, что всеобщее воровство стало своего рода национальным рефлексом на все это. Отличие состояло только в размере незаконных доходов, который зависел от должности и положения, которое занимал человек в промышленности, политике или в криминальной структуре.

– Ну ладно, – пробурчал Базз, который, как я подозревал, не был новичком в воровских делах, но, должно быть, трудился на этом поприще где-то в низовых структурах преступников, если его заинтересовала мелкая рыбешка вроде меня. – Давай-ка немного поболтаем.

Не стоит и говорить, какой должна была стать тема нашей беседы.

– Где деньги? – конкретно начал Базз.

– В моем бумажнике, – ответил я.

У меня было несколько миллионов карбованцев в небольшом бумажнике – меньше ста американских долларов по тогдашнему курсу обмена валют.

Злополучная украинская валюта была введена в 1992 году, после изъятия из обращения советского рубля, и при этом так быстро подверглась девальвации, что купюрами малого достоинства стали часто пользоваться в качестве почтовых уведомлений. Дошло до того, что во время кризиса с туалетной бумагой в 1994 году их стали использовать совсем по другому назначению.

Базз открыл мой бумажник и насмешливо фыркнул. Сумма, которая там находилась, равнялась примерно двухмесячной зарплате украинского нейрохирурга или стоимости двух порций коньяка в новом казино «Речной корабль» у пирса в старом порту, куда обычно заходили бандиты.

– Не шути со мной, ты, дерьмо! – сказал Базз и ударил меня кулаком по затылку.

Удар несколько секунд отдавался дрожью в голове, но повреждений не было. Я был слишком напуган, чтобы чувствовать боль.

– Где ты хранишь свои доллары? – продолжал Базз.

Как и большинство украинцев, Базз с презрением относился к бумажным деньгам Украины. Люди предпочитали держать свои сбережения в долларах США. После окончания советской эры контроля за ценами в 1992 году ежегодная инфляция в Украине достигла десяти тысяч процентов и быстро обесценила все накопления миллионов граждан. То, что не поглотила инфляция, съело правительство своими безумными денежными реформами. Газеты имели обыкновение печатать правительственные сообщения типа: «100-рублевые банкноты изымаются из денежного обращения». Подобное заявление было просто ударом для людей, имевших сбережения в сотнях.

Базз, как и остальные его соотечественники, очевидно, тоже не доверял банкам и вообще слабо разбирался в их деятельности. В конце концов, банки в посткоммунистической Украине стали первыми объектами внимания со стороны мафии, и вскоре в банковской сфере появилась новая тенденция – обанкрочивание банка после получения им крупных вложений. Так, буквально на следующий день частный банк, управляемый одним из членов парламента, закрыл свои двери после того, как получил из Германии взнос в размере двухсот миллионов немецких марок, предназначенных для выплаты компенсаций за рабский труд украинцам, угнанным во время войны в нацистские трудовые лагеря. Получив такой рекордный урок недоверия к банковской системе, почти все украинцы сделали для себя выводы и стали хранить свою наличность под матрацем или под досками пола.