Читать онлайн «Записки некрополиста. Прогулки по Новодевичьему». Страница 16

В 30-е годы вспомнили, что надо «позаботиться» и о семье Иоффе. И позаботились: жену сослали в Среднюю Азию, а дочь с грудным ребенком в Сибирь.

Долгие годы дочь, Надежда Адольфовна, была узником ГУЛАГа. А когда она, реабилитированная в 1956, вернулась в Москву, могилы отца не нашла — ее просто срыли, уничтожили.

Но она помнила место, куда еще девочкой часто приходила с матерью, и сумела добиться, чтобы здесь снова лежала надгробная плита с именем отца.

Недавно на ней появилась новая надпись — Иоффе Надежда Адольфовна (1920-1999). (1-45-21)

и не только потому, что меня ошеломила его необычайная память, но и потому, что я никогда не видал такого мастерства исторической живописи».

Согласитесь, такая похвала, да еще из уст Корнея Ивановича Чуковского, говорит о многом.

Адресована она историку Евгению Викторовичу Тарле (1874-1955), с которым Чуковский познакомился в один из июльских дней 1910 года на даче у писателя Владимира Галактионовича Короленко.

«...не прошло получаса, — вспоминает Чуковский, — как я был окончательно пленен и им самим, и его разговором, и его прямо-таки сверхъестественной памятью. Когда Владимир Галактионович, который с давнего времени интересовался пугачевским восстанием, задал ему какой-то вопрос, относившийся к тем временам, Тарле, отвечая ему, воспроизвел наизусть и письма, и указы Екатерины Второй, и отрывки из мемуаров Державина, и какие-то еще неизвестные архивные данные о Михельсоне, о Хлопуше, о яицких казаках.

...Заговорили о Наполеоне Третьем, и Тарле без всякой натуги воспроизвел наизусть одну из антинаполеоновских речей Жюля Фавра, потом продекламировал длиннейшее стихотворение Виктора Гюго..., потом привел в дословном переводе большие отрывки из записок герцога де Персиньи...»

В 1930 году Тарле, к тому времени уже известного ученого, академика, арестовывает ОГПУ как члена «контрреволюционной группы историков», возглавляемой академиком С.Ф.Платоновым. По сфабрикованному делу выходило, что «платоновцы» ставили своей целью свержение власти и образование монархического правительства, в котором Тарле должен был стать министром иностранных дел.

После года, проведенного в тюрьме, и нескольких лет ссылки Тарле вернулся к научной работе. И вскоре его имя как автора монографии «Наполеон» становится весьма популярным.

Его восстанавливают в звании академика, он выпускает еще несколько фундаментальных трудов, которые отличает богатство фактического материала, глубина исследований, блестящий литературный стиль. Тремя Сталинскими премиями отмечена его научная деятельность.

Мало известным остается тот факт, что именно по предложению Тарле во время Парада Победы на Красной площади марш сводных полков фронтов завершала колонна солдат, которые несли 200 опущенных знамен разгромленных немецко-фашистских войск и бросали их к подножию Мавзолея.

(1-45-23)

В один из осенних дней 1948 года в академическом санатории «Узкое» появился скульптор Павел Васильевич Кениг с кладью странного вида. Да и обстоятельство, которое его привело сюда, оказалось весьма необычным.

Кениг закончил работу над скульптурным портретом Г.В.Плеханова, известного философа, теоретика марксизма. Но заказчик поставил условие, что оплатит изготовление бюста только в том случае, если заслуживающий доверия человек засвидетельствует портретное сходство каменного лица с живым.

Плеханов умер в 1918, и ясно, что знать его или хотя бы видеть мог только кто-то не просто из старых, а из очень старых большевиков. Найти такого оказалось задачей не из легких: многие сами уже ушли из жизни, многим в этом помогли чекисты. Тех, кто годился на роль эксперта, остались считанные единицы, к тому же большинство из них занимали столь высокие посты, что были недосягаемы.

Чуть ли не единственным, на помощь которого мог рассчитывать скульптор, посчитали академика Глеба Максимилиановича Кржижановского. Куда уж авторитетней: один из организаторов в 1895 году Петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», член ЦК РСДРП, а главное — Плеханова знал лично.

Дело у скульптора не терпело отлагательств, и поэтому он, разведав, что Кржижановский лечится в «Узком», упаковал бюст и отправился с ним к академику в санаторий.

Кржижановский его принял и подтвердил портретное сходство.

Работа Кенига ему понравилась настолько, что он решил обратиться к скульптору с просьбой сделать памятник на могиле своей жены, которую совсем недавно похоронил на Новодевичьем. И хотя Кениг никогда надгробий не делал, он попал под обаяние Глеба Максимилиановича и принял предложение.

И вскоре на могиле появилась стела из красного гранита с портретом Кржижановской Зинаиды Павловны, урожденной Невзоровой (1869 — 1948), а рядом со стелой сделан был, как и просил ее муж, каменный свиток, на котором выгравировали сочиненную им эпитафию:

                                       Искали судеб мы решенья

                                       Вдали от мелкой суеты,

                                       Сил не жалея для ученья

                                       У мудрых мира — Я и Ты.

                                       В столице грозно величавой,

                                       Куда нас так влекли мечты,

                                       На путь борьбы вступили славный,

                                       Вступили смело — Я и Ты.

                                       Нам вне борьбы не стало жизни...

                                       Дороги жизни не просты...

                                       Все отдали своей Отчизне! —

                                       Так поклялись мы — Я и Ты.

Кржижановский сделал попытку оплатить изготовление надгробия, но Кениг категорически отказался — они уже успели сдружиться, и академик частенько присылал за Кенигом машину, чтобы скульптор приехал к нему поиграть в шахматы, побеседовать. И тогда Кржижановский подарил ему портфель с полным собранием сочинений Пушкина, которого скульптор обожал и чьи стихотворения в огромном количестве знал наизусть.

Рассказывая мне все это, дочь скульптора, Изольда Павловна Кениг, вспоминала не без удовольствия, что портфель был очень красивый, и они с братом по очереди ходили с ним в школу, где с гордостью сообщали, что преподнес его отцу «сам Кржижановский», о котором в советское время каждый старшеклассник знал, что это тот, кто руководил составлением плана электрификации России — ГОЭЛРО.