Читать онлайн «Великий Черчилль». Страница 55

Pаспоряжение о запрете Британского союза фашистов вызвало формальный протест министра информации (Даффа Купера, о чем уже говорилось выше) и в итоге привело к его отставке.

Понятное дело – налаживание отношений с СССР для Англии было делом отнюдь не тривиальным.

Стороны мало того что друг друга не любили, но зачастую – и при этом совершенно искренне – друг друга не понимали.

Действовать совместно, однако, было настоятельной необходимостью для обеих сторон. 22 июня 1941 года стало для СССР настолько колоссальным, ослепляющим ударом, что это сказалось не только в военной и политической сфере, но и в дипломатической.

Aнглийский посол сумел вручить московскому руководству послание только через две недели после начала германо-советской войны. И адресовано оно было Сталину, а не Молотову, как сперва имелось в виду.

Черчилль – 8 июля 1941 года – сообщал о бомбежках германских городов английской авиацией, приветствовал будущие переговоры с советской военной миссией и закончил свое послание следующими словами:

«Нам нужно продолжать прилагать все усилия, чтобы вышибить дух из злодеев…»

Великий государственный деятель и дипломат Отто Бисмарк определял идеальный союз как отношения всадника и лошади.

Как и всякий идеал, такой союз случается очень редко. Oбычно же отношения союзников состоят в обмене услугами – и стороны далеко не всегда остаются довольными тем, что получают.

Британский премьер-министр был знаком со сложностями, вытекающими из отношений такого рода, не понаслышке. Небольшой пример: в июне – июле 1941 г. англичане в процессе подавления прогерманского восстания Рашида Али в Ираке заодно заняли и французские владения в Ливане и в Сирии – и самые большие неприятности при этом возникли не с колониальными войсками правительства Виши, а с союзным комитетом «Свободной Франции», возглавляемым Де Голлем.

Генерал Де Голль усмотрел в английских действиях покушение на честь Франции.

«Честь Франции», конечно, великая вещь, но дело было совершенно не в этом. Англичане были вынуждены считаться с тем, что правительство Виши было законным правительством и в самой Франции, и в ее колониях. В таком качестве оно признавалось многими державами – например, Соединенными Штатами. Движение же голлистов в 1941 году поддержки почти не имело.

Поэтому «Свободная Франция» была признана англичанами не как «правительство в изгнании», а только как «политический комитет, имевший право на радиовещание с британской территории».

И даже это вещание – и то делалось целиком на английские средства. Что, возможно, задевало самолюбивого генерала Де Голля еще больше, чем «ущерб, наносимый французской чести».

Он цеплялся к чему только мог, вплоть до галстука-бабочки, который Черчилль имел обыкновение носить. В ответ на упрек Де Голля в пристрастии к столь глубоко штатской одежде в разгар войны Черчилль – надо полагать, не без лукавства – ответил:

«Нельзя же всем носить костюм неизвестнoго солдата».

Намеренно использованное прилагательное «неизвестный» задело генерала так, что он просто не нашелся, чем ответить.

Так что когда Черчилль говорил, что «из всех крестов, которые ему приходилось нести, самым тяжелым был лотарингский[символ голлистской организации]», у его шутки были неплохие основания.

Если такого рода трения возникали между англичанами и французами, то чего же следовало ожидать при попытке сотрудничества англичан и русских?

Вообще говоря, начало германо-советской войны объективно было большой удачей для Англии – она получала великую державу в качестве союзника на континенте.

Hо, скажем, в США реакция была далеко не столь однозначнoй.

Вот небольшой пример: сенатор Х.Джонсон спрашивал на заседании в Сенате:

«Неужели мы падем так низко, что будем выбирать между двумя разбойниками?»

Журнал «Time» сообщил своим читателям:

«Подобно двум гигантским доисторическим чудовищам, выползшим из болота, две великие тоталитарные державы вцепились в глотку друг другу».

С другой стороны, начальник военно-морских сил США, адмирал Старк, поддержанный своим начальником, министром флота Ноксом, уже 24 июня 1941 г. подал Рузвельту докладную записку, в которой писал следующее:

«По мнению большинства экспертов, Гитлеру понадобится от шести недель до трех месяцев для того, чтобы расправиться с Россией. Мы не должны упустить этого времени, не нанеся сильнейшего удара[по Германии], и чем скорее, тем лучше».

Рузвельт это предложение отклонил как преждевременное, но известил Черчилля, что «поддержит все, что тот сочтет нужным сделать для оказания помощи России».

Черчилль же считал, что помочь России надо, но извлечь большую пользу для Англии не рассчитывал, надеясь только, что русские продержатся до зимы:

«Премьер-министр – военно-морскому министру и начальнику военно-морского штаба

10 июля 1941 года

Представляется совершенно необходимым отправить небольшую смешанную английскую эскадру в Арктику для установления контакта и для совместных действий с русскими военно-морскими силами…

…Если бы русские смогли продержаться и продолжать военные действия хотя бы до наступления зимы, это дало бы нам неоценимые преимущества…

Пока русские продолжают сражаться, не так уж важно, где проходит линия фронта. Эти люди показали, что они заслуживают того, чтобы им оказали поддержку, и мы должны идти на жертвы и на риск, даже если это причиняет нам неудобства, – что я вполне сознаю, – ради того, чтобы поддержать их дух… Эскадра, несомненно, должна будет отправиться в Архангельск. Сообщите мне, пожалуйста, об этом, как только сможете».

18 июля Черчилль получил наконец от Сталина ответ.

Сталин требовал немедленного открытия второго фронта на Западе.

Разница между советским запросом – немедленным открытием нового фронта в Европе – и английским предложением – посылкой «небольшой эскадры в Архангельск», в основном для поднятия духа – просто не могла быть более разительной.

Почему Сталин требовал так много – это более или менее понятно. Уже 27 июня немцы взяли Минск. К середине июля положение на фронте было ужасным и становилось все хуже.

16 июля пал Смоленск.

СССР была нужна немедленная и максимально большая помощь – что угодно, что могло бы ослабить натиск германской армии на Востоке.

Но почему Черчилль предлагал так мало?