Читать онлайн «Пожарский». Страница 34

Как выразился Р. Г. Скрынников, «в ополчении под Москвой… было много крестьян и горожан, никогда прежде не державших в руках оружия. По феодальным меркам, им не место было в армии. Но война в России приобрела народный характер. Ополченцев воодушевляло сознание высокой патриотической миссии. Они сражались за родную землю»[148]. Вот это-то святое воодушевление ополченцев, этот гнев на интервентов и желание восстановить порядок и составляли единственный большой козырь, который земское командование могло выставить против Ходкевича.

Иначе говоря, Дмитрий Михайлович располагал боевыми силами второго сорта. И еще очень хорошо, невероятно хорошо, что Минин и его помощники смогли собрать хотя бы это. У Трубецкого не было ничего подобного.

Трубецкой располагал незначительным количеством обносившихся, усталых дворян и роем казаков — отважных, конечно же, порою просто неистовых, но не слишком искусных в бою и до крайности слабоуправляемых. Многомятежное казачье войско колебалось между одним настроением и другим, сварило с дворянами из соседних русских таборов, а могло явиться с угрозами к собственным полководцам. Оно не обладало должной надежностью для великого дела. К тому же ополчение Трубецкого было страшно измотано стоянием под Москвой, боями, потерями, отсутствием подкреплений. Наконец, оно пало духом от прежних неудач.

Два ополчения не имели единого командования и относились одно к другому с большим недоверием.

Каковы военачальники, оказавшиеся во главе этого пестрого сборища?

Пожарский обладал и отвагой, и явно выраженным тактическим дарованием: за ним числилось несколько выигранных боев. Кроме того, он сумел очистить Русский Север от вражеских сил, да и привести свою молодую армию к столице, что само по себе являлось делом нелегким. Но Дмитрий Михайлович никогда не управлял таким количеством бойцов в открытом полевом столкновении с неприятелем. Его опыт был результатом успешного решения боевых задач значительно меньшего масштаба.

Трубецкой располагал еще меньшим опытом. И воинские его способности, очевидно, далеко уступали таланту Пожарского. Ему досталась рать, в значительной степени собранная и воодушевленная Прокофием Ляпуновым, а затем дезорганизованная Иваном Заруцким. Оказавшись во главе боевого ядра этой армии, Трубецкой честно дрался, имел некоторый успех в противостоянии с силами польского гарнизона в Москве, но деблокирующих усилий неприятеля сдержать не мог. Его заслуга заключается в невероятной стойкости: он оставался под Москвой даже в ту пору, когда, казалось бы, все надежды на победу исчезли. Он удержал при себе немало людей. Значит, имел достаточно воли и способности к убеждению. Он упорно сопротивлялся польскому воинству и давил на кремлевский гарнизон интервентов. Следовательно, обрел некоторое умение вести тактическую борьбу. Кроме того, князь Трубецкой — единственный великородный аристократ, оказавшийся «за отечество стоятелен». Прочие либо угодили в плен, либо перешли в стан неприятеля, либо сыграли в великом противостоянии незначительную роль. А он стал живым знаменем для Первого ополчения. Как это воспринималось в начале XVII века? Если столп царства, знатнейший Гедиминович, вышел против грозного неприятеля, то за ним, именно за ним, а не за стольником Пожарским, легко пойдет русский служилый люд, ему без сомнений подчинятся боярские рода. Знатность Трубецкого — очень серьезный козырь для земского дела. На ней многое держалось. Но биография Дмитрия Тимофеевича отнюдь не была украшена крупными воинскими достижениями…

Двум русским ополчениям противостояла армия, точная численность которой также неизвестна. Больше ли было сил у Ходкевича, меньше ли, сказать невозможно. Но если о количественном превосходстве одной из армий, сошедшихся под Москвой, можно только гадать, то качественное было явно на стороне поляков. В их стане царило единоначалие. В состав их армии входила знаменитая тяжелая кавалерия, одна из лучших боевых сил по всей Европе, малороссийские казаки, немецкие и венгерские пешие наемники. По словам специалиста по истории Смуты Г. Н. Бибикова, «у польско-литовских рыцарей было богатое вооружение: специфические польские чешуйчатые доспехи, длинные шпаги (кончары), сабли, копья, пистоли и ружья. Именно к этим людям могло относиться картинное описание польского войска, данное автором Филаретовой рукописи: «Все выехаша окованы сбруями, яко вода колебашеся, и шеломы на главах их… яко прекрасная заря светящееся, блистание сабель их яко молния, ино и копий их возняти яко великий лес дубравный, вкупе же… и смотрети страшно».[149] Полки Ходкевича, конечно, тащили за собой шлейф из авантюристов, привлеченных смутой и жаждой наживы, но это прежде всего было королевское войско, подчиняющееся твердой дисциплине. Бойцы Ходкевича шли выполнять задачу, которую они уже неоднократно решали раньше. Сознание прежних побед поднимало их боевой дух и придавало уверенности в собственных силах. Оружием, продовольствием и снаряжением гетманская армия была обеспечена не хуже ополченцев Пожарского, а скорее даже лучше, и уж точно превосходила в этом смысле ратников Трубецкого.

Более того, сам «гетман великий литовский» Ян Кароль Ходкевич как полководец на голову превосходил Пожарского и на две головы — Трубецкого. Во всяком случае, так было до начала битвы за Москву, когда слава его пошатнулась. Надо признать: в глазах современников Пожарский был сильным военачальником, искусным и отважным, но… пока еще никак не проявившим себя в делах великих, а Ходкевич обладал всеевропейской славой настоящей звезды военного дела. Это был тактический гроссмейстер. И под Москвой он сыграл матч с двумя «разрядниками», один из которых в лучшем случае «подавал большие надежды». В лагере поляков никто и подумать не мог, сколь крепкими орешками окажутся разрядники…

Ходкевич учился тактическому искусству сначала у итальянских военачальников и мальтийских рыцарей, затем в испанских Нидерландах, где мог перенимать опыт у знаменитейших воителей того времени. Он участвовал в войнах самого разного масштаба и обладал колоссальным опытом боевых столкновений. Он начал командовать большими тактическими соединениями за десять лет до битвы за Москву. Ходкевич успешно громил шведов и брал их твердыни в ту пору, когда Пожарский и Трубецкой, по молодости лет, могли только мечтать о воеводском звании. Под Кирхгольмом он наголову разбил превосходящую по численности армию шведов. Эта его виктория — классика для пособий по тактическому искусству. Затем Ходкевич участвовал в большом сражении под Гурзовым, действуя с успехом против мятежной армии Зебжидовского. Потом гетман опять громил шведов и с незначительными силами фактически смог переломить ход войны. Мудрый человек, он со скепсисом оценивал перспективы вооруженной борьбы против России, но вынужден был стать одним из вождей польско-литовского вторжения. Первый тревожный звоночек в его блистательной боевой карьере прозвучал в 1611 году — после неудачной осады Псково-Печерского монастыря. Однако полгода спустя он восстановил репутацию, прорвав оборону Трубецкого и доставив припасы и подкрепления осажденным в Москве полякам. Позднее подобные прорывы повторялись. Именно усилия Ходкевича поставили Первое земское ополчение в крайне сложную ситуацию: оно едва держалось у Москвы. Для Трубецкого Ходкевич был страшен — гетман уже бил Дмитрия Тимофеевича.