Читать онлайн «Будда». Страница 6

Сиддхартха Гаутама после своего просветления, как Будда, разоблачит это наше западноевропейское представление о реальности, о действительности как иллюзию — как майю — и обоснует так трудно понимаемое учение Анатта о «не-самость» или «не-Я» как духовную основу своего мировоззрения.

Учение Анатта, положенное в основу буддизма, которое многие не принимают во внимание, хотя и склонны к буддизму, исходит из непостоянства всех явлений. Оно говорит, как указано в «Словаре буддизма» Ньянатилока, что «ни внутри, ни вне материальных и духовных явлений бытия нет ничего, что можно было бы обозначить в высшем смысле как существующую сама по себе независимую сущность «Я» или личность. Кто не увидел безличности всего бытия и не осознает, что в действительности существует только этот постоянно поглощающий себя процесс возникновения и исчезновения духовных и физических феноменов бытия, тот не в состоянии в правильном свете понять учение Будды».

История рождения Сиддхартхи Гаутамы останется для нас просто сказкой, если мы не постараемся понять лежащие в ее основе идеи древнего индийского мышления и веры. Только так мы сможем постичь многослойность и многоликость явления, которое называем буддой. Чтобы понять его происхождение, изображение и воздействие, нам потребуется уйти далеко в индийскую историю и мир религии, разобраться во взаимосвязях, которые чужды нам, европейцам. Но без знания их мы не сможем найти подход к Будде и его учению. А открыть его в наше время прежде всего человеку Запада, как уже говорилось, является целью дайной книги.

Ранняя история Индии дошла до нас прежде всего как история духа. Ее корпи лежат в мышлении и пожертвовании, при этом жертвенность позже выродилась в продажность, а мышление — в лживость.

В Индии никогда не было историографии в европейском понимании этого термина. Индийские истоки спрятаны в мифах, сказаниях и легендах, которые вуалируют переход от реальности к миру иллюзий, сказок и богов. Они до сих пор преобладают в понимании истории простого индийца. Только этим объясняется в последние годы огромный успех пятидесятисерийного телевизионного фильма, поставленного по знаменитейшему древнеиндийскому эпосу Рамаяна. Но то, что для народа всегда составляло волшебный мир легенд о богах и героях, для высшего слоя — прежде всего для брахманов — было духовным.

Одно из древнейших иидоарийских слов «веда» означает знание. Ведами называются также древние поэтические произведения, возникшие на индийской земле. Можно спорить о времени их возникновения, но они дошли до наших дней. Они свидетельствуют о древних богах — Индре, Агни, Сурье, Соме, Вару не, об обычаях и уже упомянутых жертвоприношениях, которые, начиная с ведических времен, играли большую роль и были привилегией брахманов.

Кастовое общество, на которое они оказывали большое влияние, все больше и больше становилось классовым обществом с огромными духовными, экономическими и общественными различиями между верхом и низом — ситуация, которая обострялась в течение веков.

Несмотря на это или именно поэтому, мы не должны недооценивать огромное культурное достижение, которое представлено в ведических произведениях. Хотя многие брахманы столетиями консервативно цеплялись за дух вед и его выражение — жертвоприношение, это не означало застоя в индийской духовной жизни. К тому времени, когда у нас, даже в средиземноморском регионе, не могло быть и речи об абстрактных началах мышления, в Индии получили развитие самые различные направления мысли.

Ранняя индийская духовность действовала, при рассмотрении с сегодняшних позиций, как своего рода зажигание, которое почти одновременно вызвало одинаковые импульсы в Китае, Израиле, Персии и Греции. Это послужило для Карла Ясперса причиной назвать всемирно-историческую эпоху между VIII и V веками до н. э. осевым периодом, временем первого прорыва индивидуальной духовкой активности, которая, однако, привела, исходя из различных начал, к совершенно различным результатам — во всяком случае, к взглядам на мир, которые частично до сих пор определяют мышление и действия человека.

Скорее всего, мы никогда не сможем однозначно выяснить, идет ли речь о случайной одновременности начинающейся духовной активности в пяти далеко отстоящих друг от друга регионах или влиянии, проистекающем действительно из Азии. Но вне сомнения остается источник этого удивительного движения мысли в Северной Индии.

Этот источник уводит нас во второе тысячелетие до и. э., в то время, когда начался перелом, который, прежде всего на севере субконтинента, привел к разрушительным общественным последствиям. Одновременно он дал толчок для духовной активности, которая в Индии вызвала к жизни одну из новых литературных форм — упанишады, что буквально переводится сокровенное знание.

В то время, как народ продолжал довольствоваться жертвоприношением и религиозными ритуалами, хотя и очень страдал от этого экономически, самые активные из брахманов, а также кшатрии искали ответ на последние вопросы. Так возникла индийская философия.

Она началась с исследования смысла и цели традиционных жертвенных действий в честь богов.

Однако уже вскоре устремления лучших мыслителей вырвались из общепринятых оков религии и начали преследовать более общие, вызванные течением жизни цели. Соответственно различны упанишады и их сохранившиеся тексты. При этом в центр дискуссии выдвигаются два понятия: брахман и атман.

В многочисленных сочинениях ученые дискутировали об этих двух понятиях. Это подчеркивает трудность их объяснения. Представление о брахмане уходит корнями в ведийское время. Это — мировая душа, из которой вышли веды и которая стала позже богом Брахмой — Творцом вселенной, — который, как мы увидим, играет решающую роль и в легенде Будды.

С персонификацией брахмана идея сотворения мира приобретает образ, от которого, однако, Будда однозначно отмежевывается в своем учении.

Также и атман — индивидуальная душа — связывается с мыслью о творении и буквально означает творить, производить. Одновременно это — «сам»: Я или Ты — упапишад, что означает самопознание, возникшее задолго до того, как Декарт во Франции написал свое: «Cogito ergo sum» («Я мыслю, следовательно, существую»). В обоих высказываниях речь идет о человеке. Насколько они тем не менее далеки друг от друга, показывает дальнейшее развитие индийского мышления, сплетение в нем всего, что является полной противоположностью западноевропейскому рационализму.