Читать онлайн «Записки чекиста». Страница 32

В это время я работал на новом месте в должности помощника уполномоченного ОГПУ по Борисоглебскому уезду. Здесь подобрался небольшой, но дружный чекистский коллектив. С липецкими друзьями расстался не без грусти: там я мальчишкой неполных шестнадцати лет впервые пришёл в Чрезвычайную Комиссию, там постиг первые азы чекистской работы. В Липецке остались и самые дорогие друзья моей юности, товарищи, а среди них — мой первый учитель Я.Ф.Янкин.

Снова мы встретились с Яковом Фёдоровичем в 1927 году в Тамбове, где он, будучи тяжело больным, работал секретарём окружного исполкома. Год спустя, в возрасте тридцати трех лет, Яков Фёдорович умер. Провожая его в последний путь, я от имени чекистов произнёс над могилой прощальное слово, в котором заверил дорогого учителя, что мы всегда будем так же, как он, верны нашему народу и великому делу родной Коммунистической партии…

Не могу забыть ещё друга юности, нашего комсомольского вожака — Женю Адамова. Тогда же у меня в руках оказался номер газеты, изданный в дни разгула кровавого антоновского мятежа. В «Тамбовских известиях» была опубликована статья, привлёкшая внимание своим заголовком: «Женя Адамов, расстрелянный бандитами».

В ней писалось:

«Восставшие бандиты под руководством кадетов и предателей, не могущие открыто вести борьбу с Советской властью, организовывают поджоги, взрывы мостов, артиллерийских складов, производят убийства из-за угла коммунистов, советских работников и просто служащих советских учреждений. Много честных товарищей пало от рук одичалых зверей-бандитов.

Но вот ещё одна жертва, ещё потеря в нашем революционном лагере: 30 августа в районе села Александровки Тамбовского уезда был убит бандитами Женя Адамов…»

Так, с доброй памятью о Якове Фёдоровиче Янкине и острой болью за погибшего Женю Адамова, началась моя служба на новом месте.

Нэпманский душок, как и следовало ожидать, не мог не затронуть, не оказать тлетворного влияния на некоторых людей. Слишком велик был соблазн пожить на широкую ногу, попользоваться благами «лёгкой» жизни. И неустойчивые, нечистоплотные элементы стремились пробраться к материальным ценностям народа, пролезть в снабженческие организации, чтобы удобнее было запускать свои лапы в государственный карман.

Жульё, уголовники действовали определённее. У рабочего люда, у служащих многим не разживёшься. Зато если взять за бока нэпмана и поприжать его, наверняка достанется жирный куш. И шайки налётчиков облагали владельцев контор, магазинов и ресторанов «данью», а те покорно выплачивали её, предпочитая иметь дело с уголовниками, чем с органами прокуратуры и чекистами, которые, избави бог, могли заинтересоваться источниками доходов этих «деловых людей».

Появилась ещё одна категория охотников за наживой: преступники, изготовлявшие фальшивые деньги, в том числе поддельные серебряные полтинники и рубли. Через подставных лиц они сбывали эту «продукцию» на рынке и в городских магазинах.

Расхитителями, мелкими грабителями и фальшивомонетчиками занимался уголовный розыск. Иногда чекистам приходилось помогать работникам милиции распутывать некоторые из таких уголовных дел, казавшихся на первый взгляд не очень значительными, особенно когда в них оказывались замешанными люди, виновность которых вызывала сомнение. Преступник стремился подставить под удар честного, ни в чем не повинного человека, свалить вину на другого и уйти от ответственности. А у чекистов в распутывании таких узлов был немалый опыт.

Вот почему я не удивился, когда однажды ко мне в кабинет вошла женщина лет тридцати пяти и, еле сдерживая слезы, спросила:

— Могу ли я узнать, за что арестовали моего мужа?

Я пригласил её присесть к столу, подождал, пока посетительница немного успокоится.

— Когда вашего мужа арестовали? И кто?

— Вчера. Пришли из уголовного розыска, сделали обыск. Нашли какие-то деньги, какую-то форму из гипса. Вот протокол, в нем все написано.

— И что же дальше?

— Дождались мужа с работы и увели с собой. А за что? Он же ни в чем не виноват. Ни в чем!

Женщина поднесла к глазам смятый платочек.

Не виноват… Как часто в этой комнате клялись в своей невиновности люди, совершившие государственные преступления. И как под тяжестью неопровержимых улик они рассказывали потом совсем другое. Быть может, и сейчас то же самое? Ведь в протоколе чёрным по белому сказано, что у арестованного найдены фальшивые серебряные деньги и гипсовая форма для их отливки. Но протокол — это не все, за протоколом стоит живой человек.

Виноват он или не виноват?

Дама жаловалась, плакала, а я продолжал думать над этим вопросом. Если бы муж этой женщины был действительно виновен, она едва ли решилась бы прийти к нам. Пришла не оправдывать, не защищать и не выгораживать его, пришла искать у нас защиты в несчастье, которое неожиданно свалилось на неё.

Играет заранее отрепетированную роль, надеется разжалобить и вызвать сочувствие? Не похоже: в открытых глазах посетительницы, во всем её облике и поведении было что-то отвергавшее мысль об искусственности переживаний, об обмане.

Я попросил:

— Расскажите, пожалуйста, все о своём муже. Только говорите правду, ничего не утаивайте и не упускайте: может иметь значение любая мелочь.

Женщина помолчала, собираясь с мыслями. Наконец медленно заговорила.

Муж её, опытный торговый работник, служил старшим продавцом меховых изделий в центральном городском универмаге на Советской улице Борисоглебска. Зарабатывал достаточно, чтобы обеспечить всем необходимым семью из четырех человек. Хороший семьянин, заботливый отец, не пьёт, особенно близких знакомств ни с кем не водит. Недоброжелателей и врагов у него, пожалуй, тоже нет. Ни ссор, ни дрязг не любит, скороспелых приятельских знакомств и отношений с кем попало не заводит. За это товарищи по работе считают его немножко нелюдимым, хотя и относятся к старшему продавцу хорошо.

— Где вы живёте?

— В своём доме, — женщина назвала одну из окраинных улиц города. — Дом купили, когда поженились, ещё до революции. Муж и тогда работал продавцом у богатого купца-меховщика.

— А с соседями у вас какие взаимоотношения?

— Самые нормальные: ни у нас, ни у них нет причин для разногласий. Рядом только хорошие люди живут.

Передо мной все больше и больше вырисовывался облик арестованного. Был ли этому человеку смысл, была ли выгода рисковать настоящим и будущим своей семьи, своим добрым именем ради того, чтобы изготовить и сбыть десяток-другой фальшивых серебряных рублей? Нет, он знал, что рано или поздно такая «коммерция» закончится разоблачением.

Но в таком случае непонятно, для чего ему понадобилась фальшивомонетная «техника».