Читать онлайн «Ориенталист». Страница 80

В самом деле, Кавказ Льва отличался от Кавказа его хулителей. Одна из самых удивительных глав в «Двенадцати тайнах Кавказа» описывала «политическую Швейцарию Кавказа» — Долину хевсуров, или Хевсуретию: «Там любой может, наконец, ощутить себя в безопасности». Лев писал:

Хевсуретия находится не так далеко от Тифлиса, однако страна это независимая, свободная, и ни один полицейский не отважится преследовать свою жертву, если она окажется там. Громадная скалистая стена окружает Хевсуретию, отделяя ее от всего остального мира. С этой скалы свисает длинный канат — далеко-далеко вниз, в пустоту… Кто смел, может ухватиться за канат и спуститься по нему туда, к хевсурам. Полиция ни за что не последует за ним. Первые поселенцы так, по-видимому, и оказались на этой земле. Ведь только беглец, только беженец осмелится ухватиться за канат, чтобы быть принятым, если он того хочет, в общество хевсуров и навсегда получить защиту от любых опасностей.

Рецензент из «Нью-Йорк геральд трибьюн» замечал, что автору нужно в следующий раз давать сведения более точные. Но Лев опубликовал большую статью о Хевсуретии в географическом журнале. Хевсуры не признают Иисуса, они готовят пищу согласно правилам кашрута, у них распространено многоженство, и они обожают пиво. Из уважения ко всем религиям они отдыхают и в пятницу, и в субботу, и в воскресенье, а также еще и в понедельник — «чтобы доказать, что они отличаются от всех прочих, что они — свободный народ и могут поступать, как им заблагорассудится».

Вот откуда родом был Лев — с того Востока, где в горном краю, изолированном от политических и этнических конфликтов, находится прибежище, куда не доберется тайная полиция и где любого, кто достаточно смел, чтобы спуститься в глубокое ущелье по отвесному канату, принимают, как родного. Короче, с Востока его воображения.

В свои последние записи Лев включил фантастические сцены, в которых он изображает себя в комическом облике ученого профессора, вконец затерявшегося среди томов «иероглифов» и «священных надписей», профессора, чья слава возникла после странствий по пустыне и приключений, примерно таких, как в фильмах про Индиану Джонса. Я так и не смог найти следов каких-либо его путешествий в Саудовскую Аравию и Ливию, хотя Лев описал их и в предсмертных записках, и в других текстах. Как человек, желающий заново изобрести собственную жизнь, он оказался в хорошей компании. Берлин времен Веймарской республики был крупным центром деятельности евреев-востоковедов, причем некоторые из них принимали активное участие в расцветшем тогда сионистском движении, входя в его различные, порой противоборствующие фракции. Однако наиболее значительные фигуры ориенталистики (и среди них Лев Нусимбаум) занимались возрождением древней традиции: их ориентализм призван был объединить иудаизм и ислам, Восток и Запад, он зиждился на совместном и гармоничном прошлом; они же стремились способствовать и зарождению будущего, также совместного и гармоничного. Евреи-востоковеды были впоследствии забыты, и притом настолько, что сам термин «ориентализм», «ориенталистика» стал ассоциироваться с чем-то сугубо отрицательным, прежде чем Эдвард Саид возродил его популярность в своей известной, ставшей бестселлером книге 1978 года.

Лев Нусимбаум построил свою жизнь и всю карьеру на настоятельном стремлении разъяснить Западу, в чем суть Востока, говорил даже о превосходстве второго над первым (со своей «фирменной» иронией, из-за которой на него порой так гневались некоторые эмигранты). «Двенадцать тайн Кавказа» были изданы в Германии в тот год, когда у нацистов на выборах произошел «прорыв»[122]. Его книга предлагала возможность вырваться из атмосферы сгущающейся тьмы, которая со всех сторон наступала на завсегдатаев «Мегаломании». Ведь в горах Кавказа потомки рыцарей-крестоносцев и воинов ислама не только жили в гармонии с евреями, но и — в изображении Льва — практически объединяли свою судьбу с их судьбой.

Хотя Лев следовал традиции еврейской ориенталистики, восходящей к таким фигурам XIX века, как Бенджамин Дизраэли, Арминиус Вамбери и Уильям Гиффорд Полгрейв («отец Коэн»), он внес в нее новые элементы. Прежде всего, в отличие от всех этих еврейских ориенталистов Викторианской эпохи, он на Востоке родился, пусть его отец на самом деле не был ни мусульманином, ни даже «горским евреем». Вамбери, Коэн и Дизраэли, обрядившись в мусульманские одежды, приняли обычаи и образ мышления Востока для того, чтобы изменить свое положение в том мире, в котором их отцы успешно ассимилировались.

Лев принадлежал уже к той эпохе, когда подобная ассимиляция начала превращаться в анахронизм и когда революция (неважно, по русскому типу или по немецкому, то есть слева или справа) вынуждала делать выбор. Европейские евреи больше всех выиграли от политики либерализма; новый же трайбализм вновь загонял их в гетто. Как только пали прежние, имперские, монархические режимы, евреи неожиданно оказались в опасности, а ведь многие из них как раз содействовали их развалу и всячески желали этого! Но прежние империи, даже самые деспотичные, предоставляли своим подданным возможность иметь личное пространство, в пределах которого люди могли жить по-своему. Напротив, тоталитарные идеологические системы, возникшие при жизни Льва, такого пространства не оставляли. Новая Европа несла опасность для любых вольнодумцев, либералов, неудачников и вообще «не таких, как надо», но более всего — для евреев. Поиски выхода происходили на фоне нараставшего отчаяния.

В Берлине времен Веймарской республики Льву довелось встретить немало других писателей-евреев, искавших убежища от новых политических реальностей в эзотерических ориенталистских провидениях. Таким был, например, Ойген Хёфлих[123], автор книг, призывавших объединиться всех азиатов из всех стран — иудеев, мусульман, буддистов, конфуцианцев; объединиться же, по его мысли, нужно было, чтобы создать всеобщий фронт для защиты от сил европейской бездушной модернизации и массовых военных конфликтов. Хёфлих горячо приветствовал книгу Льва о Ближнем Востоке «Аллах велик! Упадок и возрождение ислама». Лев написал ее в соавторстве с Вольфгангом фон Вайзлем, одним из ведущих сионистов[124]. Фон Вайзль, правая рука Владимира Жаботинского, обожал странствовать по пустыне в мусульманских одеждах, причем его там нередко принимали за Лоуренса Аравийского.

Подобно Льву, эти фигуры Веймарской республики, многие из которых принадлежали к паназиатскому крылу сионистского движения, ратовавшему за воссоединение с мусульманами, обнаружили в странах и в культурах Востока возможность укрыться от все более усугублявшегося положения, от угроз жестокой современной реальности. На протяжении XIX века, по мере того как идеи расовой и классовой борьбы затмевали веру во всеобщее царство разума и прогресса, жившие в Европе евреи столкнулись с отторжением со стороны окружающего их общества. Одновременно они пережили собственный сущностный кризис: возможно, современные им европейские идеалы на деле не означали гражданского равенства или даже терпимости.