Читать онлайн «10 гениев, изменивших мир». Страница 44

Однако Ницше еще не терял надежды, что Байрейт станет источником возрождения европейской культуры. Он задумал серию памфлетов, смысл которых изложен в письме к Роде в марте 1874 года: «Для меня крайне важно раз и навсегда извергнуть из себя весь полемически накопившийся во мне негативный материал; сначала я хочу живо пропеть всю гамму моих неприязней, вверх и вниз, причем таким устрашающим образом, чтобы «стены задрожали». Позднее, лет через пять, я брошу всякую полемику и примусь за «хорошую книгу». Но сейчас мне основательно заложило грудь от сплошного отвращения и подавленности. Будет это прилично или нет, но я должен прочистить горло, чтобы навсегда покончить с этим».

Ницше задумал написать более двадцати статей, но ему удалось закончить лишь четыре эссе под общим заглавием «Несвоевременные размышления»: «Давид Штраус, исповедник и писатель», «О пользе и вреде истории для жизни», «Шопенгауэр как воспитатель» и «Рихард Вагнер в Байрейте».

В этих размышлениях Ницше выступил защитником немецкой культуры и клеймил ура-патриотизм, переполнявший его земляков после создания империи. Современную культуру философ отвергал, потому что она, с его точки зрения, не осознавала своего назначения вырабатывать гениев. Низкие меркантильные интересы, холодный научный рационализм, стремление государства руководить культурой – все это ведет ее к упадку и кризису. Сомнение Ницше, что рождение Великой Германии станет основой для всплеска культуры, звучало раздражающим диссонансом на фоне всеобщего ликования. В статье «Господин Фридрих Ницше и немецкая культура» лейпцигская газета даже объявила его «врагом Империи и агентом Интернационала». Ницше стали замалчивать.

Кроме скепсиса по поводу расцвета немецких искусств, ученый довольно резко высказался о роли истории в жизни человека. «В то время, когда немецкая историческая наука становилась образцом в Европе и переживала период подъема, – пишет А. Патрушев, – Ницше резко выступил против преклонения перед историей как слепой силой фактов. В прошлом он видел лишь бремя, отягощавшее память, не дававшее жить в настоящем». Ницше различал три рода истории – монументальный, антикварный и критический. История первого рода черпает из прошлого примеры великого и возвышенного, служит источником мужества, вдохновения и великих побуждений. Опасность же ее Ницше видел в том, что при таком подходе забвению предаются целые эпохи, образующие как бы однообразный поток, среди которого вершинами возносятся отдельные позолоченные факты. Антикварная история охраняет и почитает все прошлое, ибо оно освящено традициями; она отметает все новое и устремленное в будущее, постепенно превращаясь в страсть к собиранию покрытых пылью фактов.

Выше других Ницше ставил критическую историю, которая связывает между собой прошлое и будущее, позволяя извлекать ошибки из опыта прежних эпох. Но он сразу предупреждал, что критическая история опасна, поскольку общество – это продукт прежних поколений, их страстей, ошибок и даже преступлений, избавиться от груза которых невозможно.

Этот период творчества Ницше совпал со столь резким ухудшением здоровья, что в октябре 1876 года ему дали годичный отпуск для лечения и отдыха. Ученый провел зиму 1876/77 года в мягком климате Сорренто, где жил в обществе нескольких друзей: из Рима приехала его давняя приятельница Мальвида фон Мейзенбух (автор известных «Мемуаров идеалистки»); из Восточной Пруссии прибыл д-р Пауль Рэ, с которым Фридриха уже тогда связывала крепкая дружба. Увы, пребывание на юге не облегчило страданий. Ницше был вынужден окончательно бросить преподавательскую деятельность.

Проводя время на курортах Швейцарии и Италии, он урывками работал над новой книгой, составленной в форме афоризмов, обычной для последующих сочинений Ницше. Причина заключалась не только в том, что из-за постоянных приступов и полуслепоты он мог лишь записывать отдельные мысли или набрасывать фрагменты. Дело также в оригинальном этическом образе мышления ученого. Его афоризмы не фиксируют строго очерченную мысль, а скорее «нюансируют все, что приходит на ум, предлагают не жесткую формулу, а широкое поле для осторожного обдумывания, – анализирует труды Ницше А. Патрушев. – Именно поэтому невозможно изложить философию Ницше, нельзя сделать то, что не позволял себе он сам, ибо домыслы приведут лишь к тому, что свои интерпретации будут выдаваться за его мысли. Все эти интерпретации, а их великое множество, на самом деле – произвольные выдергивания и систематизация кусков из всего корпуса сочинений Ницше».

В мае 1878 года вышла в свет новая книга Ницше «Человеческое, слишком человеческое» с шокирующим подзаголовком «Книга для свободных умов». В ней автор публично и без особых церемоний порвал с прошлым и его ценностями: эллинством, христианством, Шопенгауэром, Вагнером. Такой неожиданный поворот событий вряд ли можно сводить к двум наиболее распространенным версиям. Первая объясняет происшедшее завистью неудавшегося музыканта Ницше к Вагнеру, который как-то пренебрежительно отозвался о композиторских упражнениях своего друга. Вторая версия усматривает причину в воздействии на Ницше его «злого демона» – философа и психолога Пауля Рэ, с которым он сдружился, живя в Сорренто. Несомненно, дружба с Рэ сыграла известную роль, но Фридрих уже до этого знакомства явно охладел к вагнерианству и метафизике немецкого идеализма. В Пауле Рэ он нашел не вдохновителя, а единомышленника. Не случайно на подаренной Ницше книге «Происхождение моральных чувств», вышедшей за год до «Человеческого», Рэ написал: «Отцу этой книги с благодарностью от ее матери». Так что влияние бесспорно, но оно обоюдно.

Оторопевшие почитатели Вагнера онемели от ярости, а в августе 1878 года сам маэстро разразился крайне агрессивной и злобной статьей «Публика и популярность». Имя Ницше в ней не называлось, но явно подразумевалось. Книга расценивалась как следствие болезни, а блестящие афоризмы – как ничтожные в интеллектуальном плане и прискорбные в моральном. Зато очень высоко отозвался о книге Якоб Буркхардт, сказавший, что она «увеличила независимость в мире».

Новый, 1879 год принес Ницше неимоверные физические страдания: почти каждодневные приступы болезни, непрерывная рвота, частые обмороки, резкое ухудшение зрения. Продолжать преподавание он был не в силах, и в июне получил по своему прошению отставку с назначением ежегодной пенсии в 3 тысячи франков. Ученый уехал из Базеля в Сильс-Марию, в долину Верхнего Энгадина – тихое местечко с густым хвойным лесом и маленькими голубыми озерами. Сгорбившийся, разбитый и постаревший полуслепой инвалид, которому еще не исполнилось и тридцати пяти лет.