Читать онлайн «Русские гусары. Мемуары офицера императорской кавалерии. 1911—1920». Страница 29

В начале июля наш полк обычно перемещался в поселок Клеметьево, расположенный примерно в ста километрах от Москвы, чтобы принять участие в так называемом кавалерийском сборе, в котором участвовали восемь кавалерийских полков. Эти ежегодные маневры заканчивались верховой атакой одной группы из четырех полков на другую группу из четырех полков. Двухнедельный подготовительный период заканчивался большими маневрами, после которых мы в начале сентября возвращались в Москву.

В 1914 году, в предчувствии войны, кавалерийский сбор отменили, и 26 июля пришел приказ вернуться в казармы. Начался предмобилизационный период. Заново подковывали лошадей. Проверяли седла и уздечки. Доломаны, кивера и красные бриджи (в военное время мы носили синие) откладывали, а обмундирование, предназначенное для военного времени, готовили к выдаче. Солдаты убирали сундучки с бирками, на которых были написаны данные ближайших родственников. Столовое серебро, которым мы все так гордились, сдали на хранение в Государственный банк. Шесть старых штандартов полка передали в исторический музей.

28 июля Австрия объявила войну Сербии. Поздно вечером 30-го из штаба дивизии по телефону сообщили, что к нам в полк едет курьер с секретным пакетом. Через пятнадцать минут после звонка появился курьер. К этому моменту практически все собрались в казармах. В секретном пакете находился мобилизационный приказ; час «Ч» объявлялся в полночь. Мы должны были направиться к границе Восточной Пруссии, а гренадеры направились к австрийскому фронту. Каждый офицер нашего полка получил запечатанный конверт с подробным перечнем его действий на последующие тридцать шесть часов, до момента выхода из казарм на вокзал для погрузки в поезд.

Среди прочего солдатам выдали консервы, неприкосновенный запас, вскрываемый только в экстраординарных случаях. Через час двор был усыпан пустыми банками из-под консервов. Чистое ребячество! Вероятно, солдатам, которые никогда не видели таких банок, очень хотелось попробовать их содержимое. Даже корнет Константин Соколов, рассмотрев на банке дату – 1904 год, не смог удержаться, чтобы не вскрыть ее; в банке оказался суп с кусочками мяса. Поднялся страшный шум. Солдатам опять выдали неприкосновенный запас (НЗ), и мы тут же забыли об этом инциденте: наше внимание переключилось на более важные проблемы. Пару месяцев спустя я вспомнил случай с НЗ, когда мы захватили около сотни немцев. Русская пехота нанесла поражение немецкому соединению, и около сотни немецких солдат удалось спрятаться в лесу. Еле живые от усталости, голодные, они не притронулись к неприкосновенному запасу продольствия. Немецкая дисциплинированность исключала наличие человеческих чувств. Я предпочитал командовать русскими солдатами.

Мои родители жили в Санкт-Петербурге. Позвонить из Москвы можно было только с Центральной телефонной станции. У меня не было времени, чтобы съездить туда, и в коротком письме я известил родителей об отъезде на фронт. Я знал, что если бы родители приехали в Москву, то при прощании не стали бы говорить мне таких слов, как «будь осторожен» или «береги себя». Они прекрасно понимали, что рано или поздно я должен буду уехать на фронт. Я выбрал карьеру военного, и не было ничего необычного в том, что меня отправляли на фронт. Они наверняка пожелали бы мне удачи и сказали: «Храни тебя Господь».

У нас с Язвиным не оставалось времени привести в порядок квартиру. Мы ушли из дома, словно собирались в скором времени вернуться. После нашего отъезда моя подруга сложила наши вещи и сохранила их до нашего приезда.

Утром 1 августа полк в новой полевой форме построился на учебном плацу. Командир дивизии генерал Гурко сказал несколько слов о наступающей войне и скомандовал:

– Первый эшелон...

1-й эскадрон и два взвода 2-го эскадрона под командованием полковника Рахманинова двинулись в направлении одного из московских железнодорожных вокзалов.

Попрощаться с нами приехало очень немного людей; июль был жаркий, и большинство наших родственников, друзей и знакомых уехали из города. Город практически опустел, и только мальчишки обратили внимание на колонну первого эшелона. Не было ничего необычного в том, что по улицам на лошадях ехали гусары. Однако быстро поползли слухи о надвигающейся войне, и на долю следующих эшелонов пришлись и приветственные возгласы, и прощальные слова, и слезы.

Прохожий с иконой остановил пулеметный взвод и, подняв икону, благословил солдат и передал икону командиру.

На вокзале нас провожала только госпожа Говорова с дочерью.

Воинский эшелон был составлен из деревянных вагонов для перевозки скота, выкрашенных в темно-красный цвет с надписями на бортах: «40 солдат, 8 лошадей», и пассажирских вагонов. В центре товарного вагона размещались сорок пехотинцев. Мы заводили по четыре лошади в оба конца вагона, ставили их в два ряда, мордами к центру, и еще оставалось достаточно места для седел, снаряжения, сена и восьми гусар. Гусары могли сидеть и лежать на тюках с сеном. Офицеры ехали в пассажирском вагоне.

Мы изрядно намучились, затаскивая лошадей в вагоны. Оказавшись в непривычной для себя обстановке, лошади нервничали и не хотели заходить в вагоны. Одного корнета, получившего сильный удар копытом в голову, пришлось отправить в госпиталь, где он пролежал два месяца.

На станции Ржев, примерно в трех часах езды от Москвы, каждый эшелон встречал седой, но с прежней выправкой старик в слезах, один из наших отставных унтер-офицеров.

3 августа, когда головной эшелон приближался к пункту назначения, небольшому городку Сувалки, уже было официально объявлено о начале войны. Пока мы ехали к месту назначения, началась война.

Мы двигались к границе, а навстречу нам шли местные жители. Груженные домашним скарбом телеги, домашний скот, женщины, дети, старики двигались по всем дорогам в глубь страны. Тогда я впервые увидел беженцев.

Небольшой городок Сувалки, расположенный примерно в девятнадцати километрах от границы с Восточной Пруссией, являлся пунктом расквартирования двух кавалерийских полков. Когда 6 августа 1-я кавалерийская дивизия в полном составе собралась в городе, эти два кавалерийских полка уже ушли к границе. Их казармы пустовали, поэтому шесть дней наш полк жил в прекрасных условиях. В городе был первоклассный ресторан, и за эти дни мы, молодые офицеры, не обошли его своим вниманием. Не было ничего удивительного в том, что в маленьком городе был великолепный ресторан, ведь здесь стояли кавалерийские полки.

9 августа командир дивизии генерал Гурко отдал приказ: четыре эскадрона, по одному из четырех полков, должны пересечь границу и провести разведку по четырем направлениям. Кроме того, генерал очень рассчитывал, что разведчикам удастся взорвать участки железной дороги между немецкими городами Маркграбово и Гольдап. Командиры эскадронов, посовещавшись, решили, что основной задачей является повреждение железнодорожных путей. Понимая, что железная дорога тщательно охраняется, они, не подчинившись приказу командира дивизии, решили идти вместе, четырьмя эскадронами. В результате, столкнувшись с мощным сопротивлением противника, они вернулись, не выполнив ни одной из поставленных перед ними задач. За неподчинение приказу Гурко лишил офицерских званий командиров трех эскадронов. Не подвергся наказанию только командир 4-го эскадрона сумских гусар ротмистр Лазарев, поскольку он пошел по указанному в приказе маршруту, а остальные присоединились к нему. Вот с такого неприятного инцидента началась для нашей дивизии война.