Читать онлайн «Собственные записки. 1811–1816». Страница 26

Мы возвратились ввечеру к своему голубятнику, где застали большую тревогу. Под голубятней был подвал, в котором висели копченые окорока ветчины. Кто-то из офицерских слуг увидел их в щелку, собрал товарищей, разбил дверь и приступил к очищению подвала. Когда мы подходили к ночлегу, то слышали только восклицания:

– Каковы! Изменники! Повесил бы всех поляков! Шельмы нам ничего не дают, только говорят «добродзей, пане», а для французов магазины заготовляют; смотри, что они для Бонапарта припасли! На целую его армию достанет ветчины!

Видя, что дело уже начато и ничем нельзя было помочь, мы пустили в подвал нашего Петра, который вытащил пару окороков, служивших нам долго и с большой пользой.

Государь прибыл с главной квартирой из Вильны в Свенцияны, где остановился в большом деревянном доме с колоннами. С главной квартирой приехал и брат Александр, который, отыскав нас на мызе у Мостовского, рассказывал нам виленские происшествия. Адъютанты великого князя, увидев нового приезжего, обступили его и расспрашивали, как водится, о каждой безделице. Александр сказал нам, что Вильна уже в руках неприятеля и что он был свидетелем маленькой стычки, случившейся за городом между нашими гусарами и французскими. С каким вниманием мы его слушали, завидуя между тем, что ему удалось уже слышать неприятельские выстрелы! При вступлении французов в Вильну некоторые из жителей выехали из города, другие же и вообще народ приняли неприятеля с радостными восклицаниями. В числе выехавших была известная красавица Удинцувна с ее старым дедом. Брат Александр, в числе многих обожателей ее, проводил ее из города.

Французы внезапной переправой через Неман отрезали 6-й корпус Дохтурова и летучий казачий Платова. Легкая гвардейская дивизия Уварова, не получив никакого приказания от Барклая де Толли, едва успела отступить и форсированными маршами соединиться с 1-й армией. Дохтуров соединился с 1-й армией уже около Дриссы; Платов же с казаками присоединился ко 2-й армии князя Багратиона.

Оставляя Вильну, предположено было отступить до Видз, где дать генеральное сражение, почему 5-й гвардейский корпус получил приказание собраться.

Государь хотел видеть пехоту на походе, при вступлении ее в город Свенцияны. Дождь шел проливной, но государь оставался во все время смотра в одном мундире. Несчастная пехота тащилась в полном смысле слова в грязи почти по колено. По дороге было много топких мест, чрез которые сделаны были плохие мостики, развалившиеся от движения тяжестей. После гвардейского корпуса должны были еще идти по этой дороге армейские корпуса.

Курута послал меня к князю Волконскому для получения от него приказаний; князь же приказал мне в ту же минуту починить дорогу и мостики, но как и кем не сказал. Я доложил о том Куруте, который велел прислать ко мне для работы восемь человек астраханских кирасир с топорами. Но что можно было сделать с сими восемью человеками тяжелых кирасир? Я повел их в город на площадь, где застал собравшуюся из любопытства толпу жидов. Захватив из них человек 20, я погнался за разбежавшимися и переловил еще несколько человек, несмотря на их крик, вопли и плач. Я пригнал их к мостикам и, разделив на части, начал работу; кирасиров же приставил смотрителями. Жиды сперва ничего делать не хотели, да недоставало и инструментов; когда же их стали понуждать побоями, то они принялись за работу: кто грязь руками таскал, кто хворост собирал, и таким образом чрез несколько часов мостики были кое-как, хотя для вида, поправлены, за что Курута очень благодарил меня. Как же иначе было исполнить такое безрассудное приказание!

Между тем дождь шел проливной, я весь промок и хотел переодеться, когда Курута меня опять позвал и сказал, что великий князь приказал ему сделать дислокацию для 1-й кирасирской дивизии, которая уже выступает в поход, и что поэтому мне надобно с ним ехать в с. Большие Даугилишки. Я не имел еще понятия о дислокациях, и потому это был для меня первый опыт в поручении такого рода. Вышеназванный камер-лакей Пономарев достал на мызе какую-то тележку и пару лошадей, запряг ее, сел кучером и повез меня с Курутой. Странный порядок! Начальник штаба не имел, стало быть, другого способа ехать для исполнения возложенного на него великим князем поручения. Импровизированный экипаж этот остался в вечном и потомственном владении Пономарева. Мы приехали, таким образом, в селение Большие Даугилишки и, следуя далее еще версты две, остановились по приказанию Куруты в поле. Тут он сошел с телеги и сказал:

– Вы должны сделать дислокацию для расположения по деревням полков первой кирасирской дивизии; вот селения направо и налево, видите вы их? Узнайте о числе дворов каждого и расположите полки так, чтобы, обратясь к Вильне лицом, налево от дороги стоял бы в селениях сперва Ее Величества полк, а за ним Кавалергардский; направо же от дороги сперва Его Величества полк, а за ним лейб-гвардии Конный. Для квартиры Его Высочества назначьте особую деревню, но ближе к Конной гвардии. Теперь вы знаете, как это сделать, итак, прощайте. – Сел в телегу и уехал назад, присовокупив, что чрез три часа великий князь сам прибудет с четырьмя полками.

Астраханский кирасирский полк был в то время послан в какой-то отряд, с ним и брат Михайла. Итак, я остался один на большой дороге с порученьем довольно трудным и без всякой помощи. По приемам Куруты можно предполагать, что он сам не был практиком в деле такого рода и что, получив от великого князя поручение, едва возможное по краткости времени к исполнению, сложил дело на молодого, но ревностного офицера, на которого и ляжет, в случае неудачи, вся ответственность. Как бы то ни было, долго думать времени не было. Обратясь лицом назад, я повернул влево и пошел в сторону полем, увязая в распустившейся от дождей земле и раздвигая пред собою густую рожь, от мокрых колосьев коей я до костей промок. В надежде добраться до селения, я шел почти бегом и очень устал. Встретив на пути своем крестьянскую лошадь, я сел на нее верхом и попал в какую-то деревню, коей записал карандашом название и число дворов; взяв проводника, я поехал верхом на той же лошади и пустился по другим селениям, из которых крестьяне, завидев меня, уходили.

Приехав в одну деревню, населенную русскими (филипонами), которое, помнится называлось Михалишки или Михайловское, я слез с лошади, и крестьянин, проводник мой, бежал с нею. Итак, я снова остался пеший и один. Перебежав на другую сторону дороги, я опять пошел по ржи, нашел еще несколько небольших деревень и пришел на какую-то мызу, которую назначил для квартиры Его Высочества. Но три часа уже прошло, и я издали услышал звук труб полков, проходящих чрез Даугилишки. Надобно было спешить навстречу полкам, и потому, расспросив на мызе об окрестных селениях, я заготовил записки для полков с названиями деревень, для них назначавшихся, и выбежал на большую дорогу. Великий князь ехал верхом со своим штабом впереди колонны. Увидев меня, он остановил полки и расспросил о дислокации и о своей квартире. Я ему все рассказал, и он, казалось, был доволен. К этому времени слуга наш Петр догадался привести мне лошадь, и я сел верхом.