Читать онлайн «Любить кого-то?». Страница 28

- Никто не может безнаказанно говорить "Fuck you!" "Ангелу Ада"! - заорал в ответ пьяный в дым байкер.

- Все равно - fuck you!- повторил Марти.

Наши техники собрались вокруг Марти, и "Ангел" отступил (а потом и извинился). Но проблемы на этом не кончились. Мик Джаггер в черном плаще как раз начал петь "Sympathy for the Devil", когда возникла еще одна драка. "Rolling Stones" еще играли, когда мы сели в вертолет, чтобы лететь в Сан-Франциско. Моим последним воспоминанием об Альтамонте была фраза Пола, выглянувшего из окна, чтобы еще раз взглянуть на толпу зрителей: "Кажется, там кого-то забили до смерти..." К сожалению, это оказалось правдой - парень умер в больнице от многочисленных ранений.

Ральф Глизон, журналист "San Francisco Chronicle", писал: "На двадцать четыре часа мы собрали все проблемы общества в одном месте: перенаселение, насилие и бесчеловечность. А причина этому - деньги, власть и самомнение".

В 1967 году, когда был застрелен Че Гевара и все с упоением слушали "Sergeant Pepper's Lonely Hearts Club Band", наш альбом "Surrealistic Pillow" добрался до третьего места в хит-параде "Billboard". Нас начали приглашать в разнообразные телешоу, но хилые динамики телевизоров еще не могли воспроизвести наш мощный звук. Соответственно, музыка казалась хаотичной и скрежещущей. Нам же хотелось, чтобы люди слышали настоящий звук, полный спектр частот рока, а не бульканье и трещание слабеньких динамиков.

Но раскрутка на телевидении и радио помогает продавать записи - "поэтому мы пойдем туда и хорошенько себя отрекламируем!".

Я нигде не видела столько косметики, как в гримерке "The Smothers Brothers Comedy Hour" - любой тон, от черного до белого. Я и так была бледновата, поэтому добавлять еще белого не стала. Зато черный... Вот он, правильный цвет для "White Rabbit". Хотя, кажется, мне не хотелось выглядеть смешной, наоборот, как можно реальнее. Проблема была в том, что я довольно угловатая и некрасивая, поэтому никто даже не заметил, что у меня какой-то особенный грим, никто не писал гневных писем типа: "Что у вас там такое происходит?" Наверное, они решили, что это у меня загар такой или что у них что-то с телевизором. Иногда этих тыквоголовых трудно удивить...

Пока мы жили в Лос-Анджелесе, участвуя в телепрограммах, играя концерты и записываясь, мы почти все свободное время проводили в Лорел Каньоне. Пасторальные пейзажи Каньона привлекали многих музыкантов, уставших от плоского Голливуда. Там жили Грэм Нэш, Джони Митчелл, Фрэнк Заппа, Стивен Стиллз - и сотни других. Ребята из многих групп вечером садились в свои спортивные машины и, обычно заправившись кокаином, неслись по Малхолланд-драйв на какую-нибудь вечеринку.

Дом Фрэнка Заппы, куда я иногда заезжала, был похож на королевство троллей. Там гуляли растрепанные женщины в античных нарядах, а голые дети бегали туда-сюда, мешая Фрэнку, сидевшему возле нагромождений электроники, рассказывать о своих последних мыслях в области сатирической рок-музыки "для хиппи с оркестром". Фрэнк не принимал наркотиков и всегда высмеивал ту самую контркультуру, которую сам же помогал создавать. Художники в Сан-Франциско рисовали плакаты с цветами, девушками и индийскими мудрецами в нирване, а ему нравилось другое. На первом им нарисованном постере был изображен он сам на унитазе со спущенными штанами. Вот это по-моему, это смачно.

Жалко, я до этого не додумалась.

В те дни я, конечно, красилась, брила ноги и подмышки, носила платья и юбки... Но слова, которые я произносила своим низким голосом, резко контрастировали с видом "девушки из общества". Как сказала моя мама, я выражалась "как извозчик!"

Мои родители, успешно пережившие Великую депрессию, сформулировали для себя вполне конкретный образ "приемлемого" поведения. Отец мой достиг финансовых высот тяжелым трудом; мама посвятила жизнь семье; образ жизни еврейских или итальянских семей был для них неприемлем. Они жили по принципу "не слетать с катушек - никогда!" Поэтому, когда я начала становиться рок-звездой и вести себя "неприлично", мы сильно ссорились. Отец прямо говорил, что мое поведение "неслыханно"; мама же как-то поведала, что ей нравятся некоторые "мягкие" песни, потому что ей самой нравилось так петь. Естественно, ни одна из "мягких" песен моей не была, поэтому реакция родителей на мой так называемый успех была, прямо скажем, неоднозначной: им нравилось, что я зарабатываю большие деньги, но они ненавидели мой образ жизни, считая, что "леди так себя не ведут".

А вот Джони Митчелл была такой, как нравилось моим родителям - скромной и стыдливой, хотя и обладала огромным талантом и самоуверенностью. Как-то Дэвид Кросби взял меня с собой в студию, где она записывалась. В паузе между дублями Джони села на стул и спела тихую песню для всех, кто хотел послушать. Когда она закончила, Дэвид нас представил. Джони казалась настолько хрупкой, что, казалось, сейчас рассыплется по полу розовыми лепестками. Первое впечатление было ошибочным - она очень сильная женщина. Но сначала она показалась мне самым нежным и чувствительным существом на всей земле, и рядом с ней я просто не могла играть в свою традиционную ироническую роль "извозчика", не могла разрушить это очарование. Периодически я видела ее в каком-нибудь ресторане, но, будучи дилетанткой, не могла заставить себя заговорить с женщиной, которая записывалась с самим Чарли Мингусом.

Джони некоторое время жила в Каньоне с Грэмом Нэшем. Собственно, известная песня Грэма "Our House" как раз посвящена их отношениям. Но, как мы знаем, что-то изменилось, и "два кота во дворе" стали одним котом в городе и одним - в Вайоминге. Спенсер Драйден сказал в каком-то интервью, что у меня была интрижка с Грэмом, когда я была в Лос-Анджелесе. Блин, если бы... Я не знаю, почему Спенсер так сказал; может быть, он просто угадал мои желания. Но Грэм предпочитал девушек поблондинистее и потише.

Минус мне.

Как-то вечером я приехала на одну вечеринку в Лорел Каньоне (не помню, в чьем доме она проходила, внутри я так и не побывала). Еще не выйдя из машины, я увидела Стивена Стиллза, стоявшего перед домом в одиночестве. Я помахала ему, он подошел и забрался ко мне в машину потрепаться. Три часа этот смешной, но очень талантливый человек рассказывал мне печальную историю своего разрыва с Джуди Коллинз. Он говорил, что Голубоглазая Джуди[23] была любовью всей его жизни. Поскольку мужчины в моем присутствии редко рассказывали о том, что они чувствуют, я почти гордилась тем, что он доверил свои тайны именно мне. Я говорю "почти", потому что через некоторое время я начала чувствовать себя костлявой заместительницей "классной пухлой девчонки", пишущей слезливые дамские романы. По опыту я знаю, что мужчине обычно проще рассказать любой женщине о том, как ему больно, нежели показать свою грусть перед другим мужчиной. Они просто боятся показаться слабаками.