Читать онлайн «Темы с вариациями (сборник)». Страница 39

Думаю, он им очень мешал, потому что последние два года получил возможность открыто проповедовать Евангелие в различных аудиториях и на телевидении – каждое его слово отрицало режим в его онтологической сути. Мешал еще и потому, что нес на себе судьбы сотен, быть может – тысяч людей. Мне известны многие из тех, кого он вытащил из бездны отчаяния.

В его храме всегда бывали молодые прихожане, хотя и старушек хватало. К последним он относился с ангельским терпением. Есть люди, которые без совета священника куска хлеба преломить не могут. Со многими этими мелочами к нему шли сотни, и для всех он находил время и доброе слово. А ведь он еще успевал писать книги. Мне кажется, при его жизни издали за границей книг восемь или девять, и осталось еще несколько в рукописях. Чтобы писать, он использовал каждую свободную секунду. Он писал в перерывах в службе, в электричке.

Я пришел к нему со смятением: как жить, как соединить написанное в Евангелии с реальной жизнью, в чем находить опору? Отец Александр был терпелив, и он умел прощать. После его строгого внушения всегда становилось радостно. Между нами возникла духовная связь, которая длилась четверть века.

«Блажен, кто верует, тепло ему на свете!» – в этих словах заключена лишь часть истины. С приходом к вере сама возможность какого-либо компромисса с властью начинала вызывать чрезвычайную брезгливость. Это крайне затрудняло пребывание в социуме. Чтобы выжить, надо было найти себе некую экологическую нишу. Я перестал бывать в Союзе композиторов и появился в нем только в 89-м году, после двадцатипятилетнего отсутствия. Меня, естественно, к этому времени совершенно забыли. Нет композитора Каретникова, есть только кинокомпозитор. Однако некоторые сочинения мне удалось тайно записать на радио благодаря моему другу, который очень рисковал, делая эти записи.

К сожалению, я смог показать отцу Александру лишь немногие из своих сочинений. У него всегда было очень мало времени, и я не решался часто отрывать его от дел. Кроме того, в домике около церкви не было инструмента. Иногда я привозил кассетник, и он слушал музыку в записи. Он любил и прекрасно разбирался не только в духовной, но и в светской музыке. Одаренный музыкально и артистически, он вел службу эмоционально, особенно на Страстной неделе: его покаяние было трагично.

Отец Александр выслушал за свою жизнь много исповедей, случалось и так, что он сам немного открывался. Но, честно говоря, мы, его прихожане, относились к нему потребительски. Мы вели себя эгоистично. Однако теперь, когда иногда говорят, что отец Александр был одиноким человеком, я этому не верю: если ты живешь с Господом – ты не одинок.

Еще при жизни отца Александра стремительно поднялся интерес к вере. Ходить в храм стало модным. Я спросил его, что он думает по этому поводу. Он ответил, что относится к этому процессу спокойно и ничего дурного в нем не видит. Отец часто повторял: «Гони Бога в дверь, Он в окно влетит». Конечно, спекуляции возможны повсюду, и на религии тоже.

Не важно, как человек приходит к Богу, главное – он начинает слышать голос. Как говорил отец Александр, далее произойдет естественный отбор: то, что не истинно, отпадет.

Это о голубом своде церкви, где служил отец Александр.

Я много рассказывал Галичу об отце Александре, и когда Саша захотел креститься, предупредил отца, что мы приедем. Галич принял крещение в маленьком домике священника при церкви. Мы были втроем. Отец очень полюбил его и всегда смотрел на него с глубокой нежностью.

Гибель отца Александра была чудовищным ударом. Сознание того, что его больше нет, невыносимо. У нас дома несколько дней стоял плач. Потеря его так же тяжка для русской духовности, как для русской свободы тяжка потеря А. Д. Сахарова.

После гибели отца Александра со мной и со многими его прихожанами начали происходить удивительные вещи: у многих как-то очень наладились дела. Хорошо сказала одна из его духовных дочерей: «Пока он был с нами на ЗЕМЛЕ, ему некогда было заниматься делами каждого из нас. Слишком многие тянули. А сейчас, когда он ТАМ, он просит Господа о каждом».

Я чувствую его присутствие в моей жизни.

Страшно сказать, но смерть логически завершила его жизнь. Есть глубокая закономерность в том, что человек такой просветленности и веры, каким был отец Александр, окончил жизнь как мученик, как апостол.

Сегодня, когда видишь то, что происходит в нашей несчастной стране, которая убивает своих пастырей, порой начинаешь думать, что мы в безвыходном положении и что надеяться не на кого – но на это мы не имеем права. Господь судил отчаяние и уныние как тяжкие грехи и завещал нам свет надежды.

Нашу страну, я думаю, может спасти только вера. Мы ее потеряли, ее необходимо вернуть и утвердить – отец Александр положил за это жизнь. Для возрождения народа нет иного пути. Мне, по крайней мере, другой путь неизвестен. Верю, что истинные понятия еще вернут себе свой смысл – для этого Святой Равноапостольный Великомученик Александр сделал более, чем это доступно человеческим силам.

С 1963 года и вплоть до начала перестройки я был почти лишен возможности исполнять свои сочинения в Советском Союзе. На протяжении двадцати пяти лет единственным способом выжить стала для меня композиторская работа в кинематографе и драматическом театре. Более чем пятьдесят игровых фильмов и сорок драматических спектаклей дали мне возможность не только существовать и писать так называемую «чистую» музыку, но и позволили не прерывать практики работы с оркестром. Я имел возможность проверить в этой практике некоторые свои экспериментальные соображения.

Эта работа принципиально отличается от работы над «серьезной» музыкой, я как бы приобрел вторую специальность, поэтому возникло желание поделиться некоторыми соображениями об этой моей второй специальности. Естественно, в своих рассуждениях мне приходится опираться главным образом на практику советского кинематографа.

Сегодня в музыкальном решении фильма приходится по-прежнему часто встречаться с механическим воспроизведением давно отработанных схем. Это, к сожалению, относится и к большому числу фильмов, которые по другим показателям являются первоклассными. Известны определенные типы использования музыки: «оперные», характерные для игрового фильма 30-х годов, иллюстративные – наиболее распространенные во все времена звукового кино. Оба типа благополучно дожили до сего дня и спасают длинные шеренги режиссеров от полного или полупровала. В этих случаях задача музыки предельно проста: как бы плохо ни играл актер, как бы плохо ни была поставлена сцена – музыка создает некий суррогат того, чем актер должен был бы наполнить свою роль, или того, что должен был поставить режиссер. Наполнение происходит впрямую, ни о каком втором плане, контрапункте или какой-то драматургической идее речи не идет. Когда же изображение становится уже совершенно беспомощным, музыкальное сопровождение создает видимость смысла или эмоций простым заполнением временного пространства.