Читать онлайн «Секретные операции абвера. Тайная война немецкой разведки на Востоке и Западе. 1921–1945». Страница 2

То, что его жители, на 90 процентов немцы, будут всеми силами противиться польским властям, было неудивительно. Для того времени и противостояния между Польшей и Данцигом показательна фраза, которую польский министр иностранных дел Залесски в сентябре 1930 года обронил президенту данцигского сената: «Данцигский вопрос может разрешить лишь польский армейский корпус». Подобное высказывание польского министра, лица официального, со всей очевидностью показывает, насколько была взрывоопасной ситуация.

Кроме того, летом 1931 года я знал, что германское правительство и его секретная служба, абвер, ожидали польского нападения. Подобное, разумеется, было крайне нежелательно для руководящих германских кругов. В случае войны Польша с большей степенью вероятности могла надеяться на поддержку западных держав. Но и без них в то время она в военном отношении намного превосходила германский рейх.

Прежде чем я продолжу анализ противоречий между Польшей и Германией в период между мировыми войнами, представляется необходимым оглянуться назад на годы, когда немцы и поляки мирно сосуществовали в Силезии, Познани и Западной Пруссии. Затем в кратком обзоре расскажу, как я оказался на моей должности в Данциге и был завербован абвером в сотрудники.

Я родился за несколько лет до начала нового столетия в Западной Пруссии. Мой отец владел там крупным хутором, унаследованным от родителей. На нашем хуторе постоянно проживало много работников мужского и женского пола, называемых в те времена батраками и батрачками, а также в имении постоянно жил один пастух. Все они были поляками и говорили по – польски и женились на батрачках, которые из года в год со всеми своими трудоспособными родственниками нанимались к нам на хутор и жили в доме, принадлежавшем моему отцу.

Поскольку я являлся старшим ребенком, вышло так, что дети наших работников стали моими товарищами по играм. От них я научился польскому языку, знание которого мне впоследствии весьма пригодилось. И среди школьных товарищей, ходивших вместе со мной в гимназию в Грауденце, были дети поляков. Один из них в августе 1914 года одновременно со мной ушел на фронт добровольцем (вольноопределяющимся). И это был не единичный случай. Многие поляки считали само собой разумеющимся исполнить свой воинский долг и, хотя при немецкой власти никогда не скрывали, что они поляки, пользовались всеми правами германских подданных.

Тогдашнее сосуществование немцев и поляков лучше всего показать на примере польского графа Мильжински, происходившего из аристократического рода, осевшего в провинции Познань. Граф исполнил свой долг и стал немецким офицером. Кайзер Вильгельм II отличил его и сделал одним из своих адъютантов.

Когда генерал фон Безелер 5 ноября 1916 года по поручению имперского правительства провозгласил независимость Польши, граф, по согласованию с соответствующими германскими ведомствами, отправился на родину. Там во время боев в Верхней Силезии до июня 1921 года он в чине подполковника был главнокомандующим польских повстанцев. Тем не менее граф придерживался мысли, что возрождаемому польскому государству, как монархии во главе с одним из принцев Гогенцоллернов, нужно последовательно ориентироваться на Германию.

Пусть бы такой подход стал достоянием европейской молодежи. Ведь он подтверждает, что десятки лет перед Первой мировой войной немцы и поляки могли жить на одной и той же земле в мире и согласии. В земле Кульмер, насколько мне известно, в те времена никогда не возникало стычек или каких – либо иных серьезных разногласий между гражданами Германской империи немецкой и польской национальности.

Сегодня прозвучит почти неправдоподобно, если я на основании собственного опыта добавлю, что многие польские работники охотнее нанимались к немецкому хозяину, нежели к польскому. Правда, в большинстве случаев это происходило потому, что польские хозяева рассчитывались за работу не столь пунктуально, как их немецкие соседи. Многие поляки (более жизнерадостные и воспринимавшие жизнь в целом не столь трагично, как это нередко водится среди немцев) были склонны жить не по средствам.

В 1919 году я уволился из армии и вернулся домой. Я хотел быть полезным в хозяйстве отца и остаться там, где родился, хотя и предстояла передача земли Кульмер Польше. Отец в то время был бургомистром общины. Заступив на должность ландрата – польского старосты, я помогал отцу выполнять предписания, поступавшие от польской администрации. Одновременно я принялся прилежно совершенствовать мой польский, приобретенный еще в юности, так что вскоре я уже мог читать и обрабатывать польские служебные бумаги.

Осенью 1920 года однажды я поехал в Кульм, чтобы передать отчет отца, касающийся нашей общины. Меня приняли вежливо. Но после завершения формальностей староста сказал мне:

– Чтобы вам было известно, вы и ваш отец оба находитесь в черном списке. Вам лучше покинуть Польшу.

На это я спросил:

– Как это? Почему мы в черном списке?

Староста отвечал:

– Я могу только еще раз посоветовать вам как можно быстрее уехать из Польши.

Я молча откланялся и полный задумчивости отправился домой. Несмотря на произошедшее в Кульме, родители хотели оставаться на родном клочке земли. Они не видели причин для отъезда. Их связи и добрые взаимоотношения с польскими работниками и соседями до сих пор ничем не омрачались.

Однако вскоре после этого со мной произошло одно примечательное происшествие. Когда однажды мы с младшим братом шли по нашим полям, вдруг рядом с нами просвистели пули. Я еще слишком хорошо помнил их посвист по войне. Стреляли с большого расстояния и, по всей видимости, лишь в качестве предупреждения. Но теперь нам стало окончательно ясно, откуда дует ветер. Определенные польские круги не желали, чтобы наша семья проживала в их стране.

Многих немцев таким и подобными способами выживали из отошедших к Польше земель. В районе Зольдау, например, староста официально уведомил немецких оптантов (лиц, имеющих право выбирать гражданство), что им следует как можно быстрее покинуть Польшу. Кто к 1 января 1923 года еще будет оставаться в своих хозяйствах, того силой выселят и вышлют из страны.

Теперь мои родители начали обдумывать переселение в Восточную Пруссию. Они сохраняли спокойствие. Никто просто так не бросит добро, нажитое еще трудом предков, пока его к этому не принудят силой. Но тем временем положение наше стало еще неприятнее, поскольку нас обязали сдать все оружие, в том числе и охотничье, тогда как кругом беспрестанно шныряли вооруженные отряды самообороны («страж обывательска»), в которые стекались авантюристы всех мастей.