Читать онлайн «Письма внуку. Книга первая: Сокровенное.». Страница 26

А какой была зарплата? Хорошо помню, что наивысшей, типа инженера или директора — была недосягаемо фантастическая сумма в тысячу рублей. Ни одного родителя, получающего тысячу, в нашем классе не было (и. по всей улице тоже) — по сто, двести, от силы по пятьсот рублей.

Была, к примеру, такая песенка: "Отец мой пьяница, за рюмкой тянется, а мать уборщица — какой позор!" Так вот эта самая уборщица, получавшая двести рублей в месяц, могла купить для своего супруга-пьяницы (ежели следовать песенке) 15–20 поллитровок водки — ежели без закуски и прочего, а инженер — аж 300 бутылок. Сейчас, когда я пишу эти — дурацкие! — строки (осень 1992-го), эти "значения" составляют соответственно 3–5 и 30–50 поллитровок…

Извини, брат, за такие "критерии" — но приблизительно это же соотношение будет по отношению и к пончикам, и к булкам, и ко всему прочему.

Но — хватит экономики. Давай лучше пройдем по симферопольским Пушкинской и Салгирной — тем самым, на углах которых видны были из трамвая продавцы разноцветных воздушных шаров, описанные в одном из предыдущих писем.

Поскольку примем, что это — середина лета и на улице жарища, начнем с мороженого. Тем более, что отец частенько брал меня с собою "в город" и угощал этим лакомством. Доступное всем ребятишкам "простое" мороженое (между двумя вафельными дисками продавщица помещала порцию, уплотненную ручной жестяной выдавливалкой) было есть не очень прилично: его приходилось, высунув язык, лизать по окружности, вращая и сжимая диски. Поэтому мы следовали в одно из специальных кафе, где мороженое многих сортов подавалось в вазочках, и чинно поглощали его специальными ложечками с длинным витым черешком. Быстро есть мне было запрещено: не дай бог воспалятся "железки", "гланды", "легкие" и прочее, и удовольствие "стационарного" поглощения мороженого было, мягко говоря, не тово-с: то ли дело слопать у мороженщицы, что возле нашей школы, коляску "простого" мороженого за какую-нибудь минуту, а то и пару колясок!

После мороженого очень хотелось пить. Выбор напитков был огромным. Начать хотя бы с "сельтерской" (так называли раньше газировку). Уличные продавщицы красовались за удивительными устройствами: в центре лотка стойка с краном снизу и бронзовым орлом сверху, по обе стороны от нее — по шесть высоких стеклянных цилиндров с разноцветными сиропами и делениями на стекле; внизу цилиндров — тоже краники, сверху — конические крышки. Сиропы были всех цветов радуги, всех запахов и вкусов. Красные — это вишневые, малиновые, и еще какие-то да какие-то; зеленые — "крюшон", желтые — "свежее сено", лимонные и прочие, матово-белый — "сливочный", коричневый — "шоколад" и так далее, а всего — двенадцать штук. Мы заказывали с двойным сиропом — в цилиндре столб приторно-густой жидкости убавлялся на два деления, и холоднющий сладкий душистый напиток, остро шибая в нос и мелко брызгаясь, приятно растекался по телу.

Фруктовых соков, в недавнем их понимании (в банках) тогда в продаже не было. Зато мы с отцом упивались сидром — специально приготовленным соком яблок какого-то определенного сорта. Или — крымской бузой, татарским национальным напитком в бутылках, молочно-непрозрачным, сладким, вкусным, бьющим в нос и даже сытным. Лишь много лет спустя я узнал, что и сидр и буза — "слабоалкогольные" напитки, содержащие 5–8 градусов спирта… Убежден, что этого не знал и отец: он никогда не брал в рот не только ложки вина и тем более водки, но и пива, и презирал пьяниц. Вот в таком неведении мы с ним всласть распивали эти, отменного вкуса и запаха, напитки.

Вспомнив о татарской замечательной бузе, не могу не написать тебе о чебуреках — тоже их национальном блюде. Чебурешен в городе было несколько, но лучшие из них были на базаре. "Типичная" чебурешня представляла собою маленький домик с двумя комнатками, разделенными короткой перегородкой без дверей, чтобы посетитель видел весь процесс изготовления блюда. В другой половине стояли столики — один-два, а иногда и три, за ними любители чебуреков дожидались заказа: впрок чебуреки никогда не готовились.

Хозяин чебурешни (конечно же, татарин), аккуратно одетый во все чистое, вежливо справлялся о количестве заказываемых чебуреков и тут же приступал к священнодействию — с профессиональной ловкостью, быстротой и изяществом. Многократно раскатывался каждый раз смазываемый маслом тестяной ком — получалась многослойная заготовка (чем больше тончайших слоев, тем вкуснее). Она разделялась на несколько больших дисков, в середину каждого клалась горсть начинки — молотой баранины с большим количеством лука (и еще с чем-то, и еще с чем-то). Края диска смыкались, и получалось нечто вроде огромного пельменя или вареника. Затем татарин прокатывал по краю полукружья инструментом вроде стеклореза, но с крупным волнистым колесиком из латуни. У герметически замкнутого теперь чебурека образовывался мелкофестончатый полукруглый край. Таким манером обрабатывалась вся заказанная порция.

Затем чебурешник наклонял доску со своими изделиями над большущим казаном (полукруглым котлом), где кипело баранье сало. Через считаные минуты вверх выплывала готовая продукция. Золотисто-коричневые, зверски горячие, аппетитно дымящиеся чебуреки подавались в больших плоских тарелках. Вкус у них был изумительным, да иначе и быть не могло: чебурешен на базаре было несколько, и каждый мастер старался привлечь и "закрепить" побольше покупателей. Тут же замечу: по словам знатоков, американские гамбургеры от Мак-Дональдса не годятся мол и в подметки бывшим симферопольским чебурекам. А мне хватало для полнейшего насыщения два таких "пирога". И еще замечу: все это готовилось — продавалось — покупалось — поедалось ни в какое ни в царское время, а при "обычном" социализме…

Говоря о татарских национальных блюдах, следует вспомнить и другие — шашлык, катык, язму. О первом ничего особенного не припомню; второе — катык — представляло собою своеобразный, что ли, кефир, но не из коровьего, а из овечьего молока — он был кисловат, а языком ощущалась его мелкозернистость. А вот язма — нечто вроде кисломолочно-овощного винегрета с преобладанием крупных кусочков чеснока — мне не нравилась. Чего не скажу о брынзе — плотном сыре из овечьего молока (особенно хороши были ее ломти, распаренные в горячей воде). Остальные блюда татарской кухни я не пробовал (или не запомнил). Но зазывный запах симферопольских базарных чебурешен, приглашающий отведать непревзвойденных, истекающих луково-мясной обжигающей начинкой слоеных румяных чебуреков, мне не забыть никогда.

В Крыму, кроме великого множества наций, издревле обитали и караимы — потомки древних хазаров. Они имели существеннейшее, на мой взгляд, отличие от всех других крымских национальностей: готовили и продавали на базаре (тоже в небольших будочках-закусочных) удивительно вкусные караимские пирожки. Пирожки эти не жарились в сале, а пеклись "сухим" способом, но края у них были сомкнуты с помощью пальцев — крупными узорчатыми фестонами. Начинка была разной, в том числе и мясной; мне же почему-то больше всех нравилась картофельная, с коричнево-зажаренными кусочками лука. Горячие караимские пирожки с золотисто-пятнистой корочкой источали невозможно аппетитный дух, а вкусом не напоминали никакие другие блюда (вкус же кушанья, как ты знаешь, не поддается описанию ни буквами, ни иероглифами, ни даже нотными знаками). Все это теперь — в далеком и невозвратном прошлом. А жаль…