Читать онлайн «Религиозные судьбы великих людей русской национальной культуры». Страница 35

Различная степень ясности, с которой сила представления отражает внешний и внутренний мир, и составляет различие монад. Неорганическая природа – это агрегат монад, достигший наименьшей степени ясности представления. В растительном мире (царстве) сила представления проявляется как жизненная бессознательная энергия. В животном царстве монада достигла ощущения и памяти, в человеке – разума и самосознания. Каждая монада содержит полноту бытия, но содержит ее различным образом, различно по ясности и отчетливости. Все монады, несмотря на самостоятельное их развитие, представляют полное, гармоничное и согласованное целое. Та же гармония состояний царит в каждой отдельной монаде с теми, с которыми она ближайшим образом связана, то есть в том, что Лейбниц называет второю материею (агрегат монад). Поэтому он может говорить о гармонии души и тела, то есть о полном параллелизме состояний монад души и тела. Это согласие всех монад между собою, и в специальности монад тела и духа, Лейбниц называет предустановленной гармонией. Эту предустановленную гармонию бытия установил Бог, монада монад.

Такова, в общих чертах, сущность философского учения Лейбница, ученик которого Христиан Вольф проникся его идеями и сумел заинтересовать ими интеллигенцию своего времени, за что она платила ему глубоким уважением. Со слов Лейбница Вольф учил, что «познание необходимых и вечных истин дается человеку при помощи науки». Он говорил, что путем научного изучения мира мы познаем себя и приближаемся к познанию Бога. Он учил, что Бог есть мудрый Строитель мира, что Бог дал движение миру и установил закономерную зависимость явлений. Познать всего Бога человек не может, так как познавательные силы его ограниченны, но раскрывать тайны мироздания он может и должен… «Всюду жизнь, всюду духовность», – учил Лейбниц – Вольф. Разница лишь в ее степени: «В неорганической природе – это бессознательная духовная жизнь, в животных – это ощущение и память, в людях – это разум». Человек должен питать свой разум и этим бесконечно возвышать свою духовность. В мире существует всеобщая взаимность и гармония… Во всем – порядок, и порядок этот премудро установлен Богом… Основы этого учения коренились в возвышенном оптимистическом миросозерцании Лейбница, которое мирило человека с жизнью и представляло Бога в славе и величии.

Таким образом оба философа, и Лейбниц, и Вольф, приходили к оправданию и возвеличению жизни. Силой своего разума пытались они доказать существование Бога… Все, что есть в природе, должно иметь достаточную причину для своего возникновения, поучал Вольф своих учеников и читателей. Все явления жизни находятся в тесной связи. Эти связи установил Бог: Он причина существования всего. Наука находит эти связи и подводит человека к познанию первой причины, или Бога.

Легко понять, что главные основы этой возвышенной философии оказались по душе юноше Ломоносову. К восприятию такого миросоздания он был подготовлен всей своей предшествующей жизнью: своими детскими мечтами, своими религиозными порывами, своей непрестанной жаждой знаний… Такая философия могла только укрепить его в стремлении идти путем науки, и он пошел по нему без всяких колебаний и сомнений.

А для таких сомнений в душе Ломоносова было много поводов. Вспомните, с какими представлениями ему приходилось сталкиваться в родной деревне и в Заиконоспасском училище. Тогда думали, и думали убежденно, что заниматься науками, особенно изучающими природу, есть грех пред Богом. Такое представление господствовало в Средние века не только у нас в России, но и в Западной Европе. Там люди думали, что ничто земное не должно интересовать человека, так как земля принадлежит диаволу: только к небу, к Богу должен стремиться человек. Он не должен испытывать природу, чтобы не оказаться слугою диавола… Не следует развивать свой разум, ибо он опасен для веры. «Своему разуму верующий удобь впадает в прелести различные», – говорили русские книжники. «Проклят, любяй геометрию», – с полным убеждением проповедовали они… «Люби простыню (простоту) паче гордости», – твердили, наверное, и Ломоносову люди старых понятий, решившие по исторической инерции замкнуться в собственном ограниченном мире. Все это, конечно, не могло не смущать юного Ломоносова.

Но когда он от Вольфа узнал, что разум угоден Богу и не оскорбляет Его, что человек должен не только чувством, но и разумом искать Бога, то решение его заниматься науками получило полную силу. Он понял, что воля Божия есть высшая причина существования всех людей, но на нее можно ссылаться только тогда, когда спрашивают, почему что-либо существует. Если же желают знать, каким образом то или иное возможно, как именно осуществляется воля Божия в мире, то следует знать уже ближайшие причины. «Если в физике спрашивают, отчего гремит гром, то это значит, какие ближайшие (естественные) причины производят его…» Но если не заботятся о ближайших причинах, тогда следует говорить о том, что грозу посылает Бог, ибо Он Первопричина всего существующего. Таким образом, вернейший путь к примирению науки с верою Вольф видит в изучении природы. «Если бы, – говорит он, – глубже изучали физику, то увидели бы, что в каждом творении, как бы ничтожно оно ни было, сокрыто многое для познания Творца; и вместо того, чтобы преследовать науку, надо обращать ее во славу Бога».

Вот почему впоследствии Ломоносов высказал такую замечательную мысль: «Создатель дал роду человеческому две книги: в одной показал Свое величество, а в другой – Свою волю; первая – видимый сей мир, вторая – Священное Писание». В этих словах Ломоносова вполне выразился тот высокий его взгляд, который сложился у него под влиянием лейбнице-вольфианской философии…

Ободренный своим учителем Вольфом, Ломоносов ревностно взялся за чтение той великой книги, в которой Бог показал Свое величество. Он окружил себя научными книгами, математическими выкладками, микроскопами, телескопами, колбами и пробирками… Он жадно читал великую книгу природы, и его восторг и страсть к знанию усиливались по мере этого чтения все более и более.

Но во время своего пребывания у Вольфа Ломоносов вместе со своими товарищами помимо науки отдавали весьма широкую дань и влечениям молодости и тому настроению, которое воцарилось в Западной Европе после эпохи Возрождения. Аскетизм и мистицизм Средневековья сменились свободным исповеданием человеческой личности, ее прав в земной жизни. Схоластика уступила место свободной науке. Личное начало особенно проявилось в Реформации. В обществе господствовал дух эпикуреизма… Все это отразилось и на русских студентах, которые, вопреки благоразумию и своим материальным возможностям, вели жизнь мирскую и крайне необузданную. Их проказы нередко переходили всякие границы…