Читать онлайн «Петр Великий. Деяния самодержца». Страница 68

Всю весну и лето 1708 года гетмана терзали сомнения. Он был подданным царя Петра, а казацкие земли со всех сторон окружали более сильные соседи: на севере – русские, на западе – поляки, на юге – татары. Но исконная мечта казаков о независимой Украине не покидала Мазепу. Ему хотелось избежать малейшего риска и в то же время не упустить ни малейшей возможности. С вторжением шведской армии и почти предрешенным поражением Петра возможности определенно перевешивали риск. Казацкому вождю, который славился как своими подвигами на бранном поле, так и амурными похождениями и который на протяжении двадцати одного года оставался предводителем беспокойного казачьего племени, настало время сделать окончательный выбор. Мазепе было шестьдесят три года, он страдал подагрой, но, как и прежде, слыл проницательным, расчетливым и неотразимо обаятельным. Жизнь его составила целую эпоху в истории казачества.

Иван Степанович Мазепа родился в 1645 году в семье мелкого шляхтича с Подолии, одной из порубежных земель той части обширной Украины, что лежала к западу от Днепра и находилась под властью Польши. В Подолии господствовали католики, а Мазепа происходил из православного рода; один из его родичей, за полвека до появления Мазепы на свет, погиб от руки поляков на костре. Однако путь к карьере в те времена пролегал через католические школы и двор польского короля, и Мазепа поступил в иезуитскую академию, но, выучившись свободно говорить на латыни, остался верен православной религии. Привлекательный и сметливый юноша был взят ко двору польского короля Яна Казимира, но его происхождение и вера сделали его объектом постоянных нападок со стороны поляков-католиков. Однажды, доведенный до бешенства, Мазепа выхватил саблю. Всякий, обнаживший оружие во дворце, подлежал смертной казни, но король учел обстоятельства дела и смягчил наказание. Мазепе пришлось уехать на Волыньщину в имение матери. Рассказывали, что там он приглянулся жене соседнего помещика и что оскорбленный супруг поймал виновных с поличным. Мазепу раздели донага, обмазали дегтем, обсыпали пухом и привязали к коню, которого пустили вскачь сквозь заросли. Когда конь донес Мазепу до ворот дома, молодой человек был так истерзан, что собственная челядь едва его признала. Претерпевшему подобное унижение Мазепе не было места в обществе польской шляхты, и он нашел прибежище там, где всегда искали его изгои общества, – среди казаков.

Тогдашний гетман сразу обратил внимание на молодого человека, который был умен и храбр, бегло говорил по-польски, по-русски, по-немецки и по-латыни. Мазепа быстро делал карьеру – стал ротмистром гетманской стражи, а затем генеральным писарем. В эти годы он ездил на левый, русский, берег Днепра с поручениями от правобережного гетмана к тамошним казакам, а также побывал с дипломатической миссией в Стамбуле. Возвращаясь из Турции, он был захвачен запорожцами, в то время приверженными царю Алексею, и отправлен в Москву для розыска. Допрашивал его не кто иной, как друг и сановник царя – Артамон Матвеев, которого Мазепа сумел расположить к себе и убедить в своей преданности интересам России. Мазепа был обласкан, удостоен аудиенции у царя и отправлен обратно на Украину. В годы правления царевны Софьи образованность Мазепы и его умение держаться очаровали князя Василия Голицына, как прежде Матвеева. В 1687 году гетман Самойлович был отрешен от должности, став козлом отпущения за неудачу крымского похода Голицына, и любимец царевны посодействовал Мазепе сделаться его преемником.

В целом правление Мазепы протекало безоблачно. Он хорошо усвоил самое главное правило – всегда стоять на той стороне, которая взяла верх в Москве. По прошествии двух лет после провозглашения гетманом Мазепа ухитрился удивительно точно и своевременно выбрать верную линию поведения на завершающем этапе противоборства между Софьей и Петром. В июне 1689 года он отправился в Москву в намерении выказать свою верность Софье и Голицыну, но по прибытии быстро смекнул, что Петр, несомненно, одолевает, и тут же поспешил в Троицу – заявить о своей приверженности юному царю. Среди заметных персон государства Мазепа перешел на сторону Петра одним из последних, но вскоре сумел добиться расположения и доверия государя, очаровав его живостью манер и занятностью разговора. Против гетмана выдвигались обвинения, распускались порочившие его слухи, но ничто не могло поколебать его положения, и он оставался среди высочайших сановников государства. Одним из первых он был удостоен ордена Св. Андрея Первозванного, и по просьбе Петра Август наградил его польским орденом Белого Орла.

Но, несмотря на полное доверие со стороны царя, гетман находился в весьма непростом положении. Зависимость от Москвы вызывала негодование многих казаков, которые к тому же сами раскололись на новую местную шляхту, завладевшую бывшими имениями польских помещиков, и рядовых казаков, вовсе не обрадованных появлением новых панов. Они мечтали о вольной казацкой жизни на манер Запорожской Сечи. Там, за днепровскими порогами, казаки жили по обычаям отцов и дедов, и их пример не давал покоя мятежным душам. С другой стороны, украинских землевладельцев и горожан не прельщала казацкая вольница – они стремились к мирной жизни, спокойной торговле и процветанию. В итоге простые казаки поносили гетмана, утверждая, что он стал царским холопом, тогда как зажиточные землевладельцы и горожане требовали, чтобы он навел порядок и утихомирил смутьянов.

Мазепа, шляхтич по происхождению, с польским образованием и светскими манерами, естественно, склонялся к интересам землевладельцев и в течение ряда лет умудрялся успешно сочетать их с интересами Москвы, конечно же не забывая и о своих собственных. За годы правления Мазепа приобрел огромные богатства и власть и даже возмечтал, чтобы выборный гетманский пост сделать наследственным. Верноподданность царю и Москве стала краеугольным камнем политики Мазепы, но в глубине души он желал того же, что и его народ, – независимости Украины. Уния с Россией лежала на Украине нелегким бременем, многократно усиливавшимся за долгие годы войны. Росли поборы, на казацких землях возводились крепости, и в них размещались московские гарнизоны. Царь беспрестанно требовал продовольствия и подвод, и нескончаемые обозы тянулись по украинским степям к опорным пунктам российских войск. Царские офицеры набирали в украинских селах рекрутов – кого волей, а кого и неволей. Казаки жаловались, что русские грабят их дома, забирают припасы, насилуют их жен и дочерей. Во всех этих бесчинствах, так же как и в непомерно возросших аппетитах Москвы, народ винил гетмана. А тому и самому опостылело во всем угождать царю и опасаться зависти и ревности его ближних людей, пуще всего Меншикова, который был не прочь унизить Мазепу и, по слухам, сам хотел сделаться гетманом. Да и прозападная политика Петра смущала и тревожила гетмана, консервативного до мозга костей, когда речь шла о религии и традициях.