Читать онлайн «Воспоминания о службе». Страница 46

Для лучшего изучения вероятных театров действий, как на нашей территории, так и на территории будущих противников, дома мы вычерчивали карты слабых оттисков, и, таким образом, у каждого слушателя накапливались хорошие карты. Не все, конечно, делали сами. Кое-кто заказывал эти карты чертежнику, жившему поблизости от академии. Но большинство армейцев сами корпели над этой работой и знало все реки, озера, горы и дороги. На экзамене приходилось отвечать по «немым» (без названий) картам, поэтому предварительное черчение карт на дому приносило большую пользу.

Инженерную оборону государства с включением в это понятие новых долговременных оборонительных построек — фортов и броневых установок — читал талантливый профессор военноинженерной академии генерал-майор Буйницкий. В своих лекциях он модернизировал милютинскую инженерную оборону западных границ России, добавляя в своем проекте новые крепости в Гродно, Ровно и Проскурове[10]. Конечно, Буйницкий был далек в своих рассуждениях от непрерывных долговременных линий, явившихся уже после мировой войны в виде линии Мажино, Зигфрида и т. д. Инженерный генерал ограничивался сооружением крепостей, дававших, по его мнению, опорные пункты для наступления. Так была укреплена восточная граница Франции. Конечно, сооружение крепостей стоило денег. Если мне не изменяет память, Буйницкий говорил, что на постройку крупной крепости, т. е. только на инженерные работы, требуется 60 миллионов рублей. В 1908 году как раз шел спор между Генеральным штабом, отрицавшим значение отдельных крепостей, и военно-инженерным ведомством, защищавшим их постройку. Неизвестно было, чья сторона возьмет верх.

К концу 1908 года Буйницкий уже прочитал нам свою принципиальную программу планирования крепостей на западной границе, когда на одну из его лекций приехал начальник Генерального штаба генерал Сухомлинов. Здесь я впервые увидел эту историческую личность в форме офицерской кавалерийской школы, т. е. в гусарской венгерке. Так как офицерская кавалерийская школа никакой боевой истории не имела, а на лето располагалась лагерем около Красного Села в районе деревни Кавелахти, то слушателей ее с присвоением им гусарской формы начали называть в обыденной жизни «кавелахтскими гусарами». Войдя в сопровождении начальника академии в аудиторию, жизнерадостный «кавелахтский гусар» Сухомлинов уселся в первом ряду. Буйницкий как ни в чем не бывало стер с доски начерченный им какой-то долговременный каземат и, набросав схему западной границы, начал говорить о своей принципиальной крепостной обороне. Выслушав лекцию и пожав руку Буйницкому, Сухомлинов покинул аудиторию. После того как он вышел, Буйницкий извинился перед нами за повторение одной и той же лекции, мотивируя это тем, что ему необходимо было в присутствии начальника Генерального штаба высказать доводы за укрепление границы крепостями, грозным противником чего был Сухомлинов.

Старания Буйницкого оказались напрасными, и в конце 1912 года я сам слышал ночные подрывы варшавских фортов. Сухомлинов восторжествовал: русские крепости взлетели еще до войны на воздух. Где же тут было говорить о какой-то крепости в районе Проскурова. Хорошо, что хоть немного копошились со строительством укреплений вокруг Гродно.

А между тем с началом войны на того же Буйницкого была возложена задача укрепить Варшаву главным образом с запада Возвращаясь ночью с какого-то строительного участка, шофер Буйницкого не заметил опущенный на переезде железной дороги шлагбаум. Произошла автомобильная катастрофа: шлагбаум размозжил Буйницкому голову. Жаль, что это была не сухомлиновская голова Министр в это время писал начальнику Генерального штаба Янушкевичу: «Ради бога, не подпускайте Величко к земле, а то он вам всю ее перероет». Величко был известным военным инженером.

К сожалению, мне не пришлось слушать лекции знаменитого генерала инженера Кюи, но зато удалось увидеть его в партере Мариинского театра на каком-то балете, где этот представитель «Могучей кучки» наслаждался музыкой. Всеобъемлющ талант русского человека — он может и проектировать крепости, и сочинять оперы, романсы, но чаще и в том и в другом бывает дилетантом.

Небольшой курс по железнодорожному делу и автомобилю читал нам представитель отдела военных сообщений Генерального штаба полковник Хотминцев. Этот скромный лектор знакомил нас с устройством железных дорог, работой их в мирное и военное время, довольно кратко давал нам понятия об устройстве автомобиля, его двигателей внутреннего сгорания и почти не касался оперативного и тактического применения автомобилей. Вопрос об этом был еще слишком нов.

Лекции о довольствии войск в военное время и об устройстве тыла действующих армий читал помощник начальника канцелярии Военного министерства генерал Янушкевич, впоследствии начальник академии и начальник штаба Верховного Главнокомандующего. Как лектор Янушкевич был из рук вон плох. После блестящих лекций Гулевича на младшем курсе по организации вооруженных сил лекции Янушкевича наводили на аудиторию скуку. Тихим, вкрадчивым голосом этот профессор, отдававший всегда пальму первенства гвардейцам, усыплял аудиторию и никак не мог внушить почтения к тыловой работе.

Военно-морское дело в нескольких лекциях преподнес нам капитан 1-го ранга из морского Генерального штаба, немецкую фамилию которого сейчас не помню. Трудно было после Цусимы восстановить доверие к русскому флоту, да наш лектор к этому и не стремился, строя свои поучения главным образом на опыте иностранных флотов и их теориях использования морских сил во время войны. В то время на страницах газет шла жестокая полемика, какой флот нужен России, а заодно раскрывались недочеты морского ведомства. Авторитет русских военных моряков пал настолько низко, что офицеры армии на улицах их не приветствовали, рискуя попасть в комендантское управление за нарушение правил.

Групповые занятия по тактике велись, как на младшем курсе. Прорабатывалось использование дивизии и корпуса в различных видах боевой деятельности. Работать приходилось много, особенно дома. Необходимо было писать доклады начальника штаба дивизии, корпуса, начальников родов войск и снабжения по обеспечению дивизии или корпуса. Много делали различных схем. Часто работали ночами, чтобы сдать в срок задание.

Должен сказать несколько слов о своем групповом руководителе Генерального штаба полковнике Филатьеве, занимавшем штатную должность в кодификационном отделе канцелярии Военного министерства. Пожилой полковник, грубый и невежественный в вопросах тактики, он не терпел молодых офицеров. В нашей группе было пять пожилых штабс-капитанов и только я один молодой поручик. Товарищи предупреждали, что мне придется туго. Групповые занятия три раза в неделю по три часа проходили напряженно. Во время разборов Филатьев был настолько невежествен и груб, что мы иногда едва сдерживали себя, отвечая по-солдатски: «Так точно», «Никак нет!» Однажды я сорвался. Решалась задача на контратаку корпусного резерва — целой дивизии. Я написал приказ, в котором указал, что такой-то дивизии, составляющей корпусной резерв, наступать в таких-то разграничительных линиях. На это получил следующую резолюцию: «Если не знаете, для чего назначается резерв, то посмотрите в тактике Драгомирова». Раскрыв эту знаменитую тактику, нахожу, что резервы предназначаются: 1) для парирования всяких случайностей и 2) для нанесения ударов в штыки. Когда пришел день разбора, я встал и заявил Филатьеву, что не понимаю его замечания о наступлении корпусного резерва. «А вы читали Драгомирова?» — «Читал», — отвечаю я и цитирую Драгомирова. «Так вот и следовало написать, что корпусному резерву атаковать в штыки», — мудро заключил Филатьев. «Слушаюсь, господин полковник, только дивизия не рота, которая по крику “ура” бросается в штыки!» — ответил я. «Ну, если вы не понимаете, как нужно атаковать дивизией, придется вам, поручик, маршировать на правом фланге роты», — сказал Филатьев, намекая, что я закончу академию по второму разряду. «Правый фланг роты — почетное место, господин полковник», — парировал я.