Читать онлайн «Воспоминания о службе». Страница 14

Подошла весна, а с ней переходные экзамены и снова самостоятельное путешествие домой на летние каникулы. Часть каникул я провел у дяди Владимира Кузьмича, который служил тогда в Кургане. С ним продолжали жить моя бабушка и тетка.

Осенью того же года я возвратился в училище уже «своим человеком». Правда, пришлось переменить квартиру — прежняя хозяйка отказалась содержать учащихся. Учение шло своим порядком. Однако иногда в большие перемены у нас начинались довольно серьезные драки с первым классом. Малыши обратились за помощью к третьеклассникам. Тогда наш второй класс объявил войну этому союзу, и в один из ближайших дней на большой перемене нами, вторым классом, были «атакованы» одновременно оба «союзника». Произошел такой кулачный бой, что все наше начальство вместе со сторожами бросилось разнимать дерущихся. Устроенное нами побоище было прекращено с большим трудом, и нас оставили без обеда. Кулачные схватки не являлись чем-либо необычным. Корни их лежали вне стен училища, в самом укладе местной уральской жизни.

Весной, обычно за неделю до праздника Троицы, на одной из площадей города часов с 5 вечера девушки водили хоровод, а молодые парни образовывали круг и боролись. Начинались состязания в борьбе — сначала выступали подростки, юноши, затем люди старшего возраста. Неделя борьбы была тренировкой, в ходе которой выявлялись силы и устанавливался порядок очередных состязаний. Неписаное правило гласило, что если меня победил противник, то в следующий раз я уже не мог выступать против него. Таким образом, производился естественный отбор борцов. Хотя начальство и запрещало нам участвовать в состязаниях, однако, сняв свои мундиры, мы принимали в них горячее участие.

В Троицын день деревенская молодежь приходила в город, и вечером состязания в борьбе проходили между городом и деревней, причем последний борец, которого уже никто не мог побороть, на целый год считался победителем в соревновании.

…Отец в 1894 году заведовал складом на винокуренном заводе Злоказова. Начались недоразумения между отцом и бывшим хозяином Ф. А. Злоказовым. Отец был вынужден уйти с завода. В начале 1896 года он переехал в Златоуст в собственный дом.

Отцу не долго пришлось оставаться без работы. Ему предложили место заведующего винным складом на Симском заводе Уфимской губернии. Отец порвал дружбу со Злоказовым, не встречался с ним до своей смерти. Мать сдержанно отвечала на письма жены Злоказова, с которой долгое время до этого была в приятельских отношениях.

Осенью 1912 года, когда отец, будучи в отставке, доживал в Златоусте свои дни, мать получила от жены Злоказова телеграмму: Федор Алексеевич сильно болен и просит отца приехать повидаться, может быть, в последний раз. На это мать ответила, что мой отец уже не встает с постели. Через несколько дней отец умер.

Так почти одновременно умерли когда-то бывшие друзья, проработавшие вместе 25 лет.

Весной 1896 года меня перевели в 4-й класс, а брата — во 2-й. Лето мы провели в Златоусте — мать еще не переезжала на Симский завод. Мне было 14 лет, и я не одну зиму жил уже вполне самостоятельно. Сам вносил плату в училище за себя и за брата, расплачивался за квартиру, следил за чистотой одежды и т. д. Я глубже осознал необходимость в учении. Без него нельзя было пробить себе дорогу в жизни.

Учебе я стал уделять больше внимания. Основной упор в нашей программе делался на алгебру, геометрию, тригонометрию. Физика и химия изучались по расширенной программе с большим количеством опытов в хорошо устроенной и оборудованной лаборатории.

Изучение грамматики русского языка мы сочетали с изучением русской литературы, писали сочинения в классах и дома. В 4-м классе нам преподавали древнеславянский язык. К нему я относился с вниманием и любовью. Курс русской истории изучали по Иловайскому — учебнику монархическому, содержащему много сказок и прославляющему самодержавие. Изучали два иностранных языка (немецкий и французский). Закон Божий нам преподносили во всех шести классах, в его программу включались Евангелие, краткий курс служб, катехизис в истории церкви.

В первых трех классах мы изучали и военное дело, вернее гимнастику и строй. На строевых занятиях пользовались деревянными ружьями, а в старших классах ограничивались только гимнастикой. Руководил занятиями по военному делу фельдфебель местной команды уездного воинского начальника.

Наш преподавательский состав был обычный, уездного масштаба. Лучших преподавателей — таких, как инспектор классов Смирнов, преподаватель русского языка и словесности, — перевели в Пермь, в реальное училище. Конечно, каждый более знающий и опытный педагог стремился уйти или в губернский город, или в столицу.

Мы имели возможность встречаться с девушками, которые учились в женской гимназии. Хотя учились раздельно, знакомства заводились часто. В 6 часов вечера главная улица пустела, и гимназистки, сопровождаемые учениками, расходились по домам. Те из наших учеников, родители которых жили в Красноуфимске, устраивали вечера с танцами, приглашая знакомых гимназисток и своих товарищей. Мы же, живущие на квартирах, не могли выходить на улицу после 6 часов. Как старший по квартире, я обязан был следить за соблюдением распорядка дня. У меня хранился журнал, в котором отмечались все замечания преподавателя, наблюдавшего за нашей квартирой.

Трое нас, старшеклассников, получали приглашения на вечера в дома знакомых товарищей или гимназисток, живших в своих семьях. Но как же уйти после 6 часов вечера из квартиры, чтобы не заметила хозяйка? Выход нашли такой: около 10 часов вечера поверх парадных курток мы надевали ночные рубашки, проходили на крыльцо, будто в уборную, а затем одевались в шубы и незаметно для хозяйки уходили через парадную дверь, от которой у нас был второй ключ. В час или два ночи мы возвращались обратно. Однажды, когда мы, любезно распрощавшись с друзьями, пришли домой, я заметил, что журнал лежит не на месте. Погода в тот вечер была отвратительная: бушевал буран. Надзиратель за нашей квартирой болел, не мог появиться в училище. Все, казалось, говорило о том, что наш поход в гости должен сойти благополучно. Однако, когда я развернул журнал, то в нем значилось: в 1 час 30 минут ночи преподаватель посетил квартиру. Как потом выяснилось, хозяйка каким-то образом проследила за нами и побежала доложить об этом больному преподавателю, заставив ею лично убедиться в совершенном нами проступке. До сих пор нас считали учениками отличного поведения. Я не пил, не курил, вел себя тихо и скромно. На следующий день нас поодиночке вызвали на допрос сначала к инспектору, а затем к директору. Все мы не скрыли, что были в гостях, но на вопрос, у кого, я решительно отказался отвечать. На педагогическом совете обсуждался наш проступок, решение педсовета гласило: 1) всех, кто совершил проступок, в течение шести дней оставлять после занятий в классе на 4 часа; 2) предложить родителям Шапошникова устроить своего сына в пансион под строгий надзор начальства или взять из училища; 3) поставить всем провинившимся тройки за поведение.