Читать онлайн «Жизнь Александра Флеминга». Страница 10

В Европе крестьяне тоже на опыте познакомились с подобными фактами. В конце XVIII века английский врач Дженнер обратил внимание на это явление. Он сказал одной женщине, которая пасла коров, что, судя по некоторым симптомам, она, возможно, заражена оспой, на что та ответила: «У меня не может быть оспы, ведь я переболела коровьей оспой». Тогда Дженнеру пришла в голову замечательная для его времени идея – проверить путем ряда опытов обоснованность этих народных верований. Он решился даже заразить оспой предварительно вакцинированных здоровых людей и установил, что они обладали почти полным иммунитетом.

Это было явление необычайное. В плане практическом оно давало возможность избавиться от страшного бича человечества – оспы, хотя пришлось столкнуться с яростным и нелепым сопротивлением. В плане теоретическом опыты Дженнера доказали, что люди или животные, которым вводили незначительное количество опасного заразного начала, превращались в особые существа, лучше вооруженные против него, подобно тому как народ, который часто подвергается нападениям, в состоянии лучше защищаться, чем другие. «Существует память биохимическая, – утверждает доктор Дюбо14, – она не менее реальна, чем память интеллектуальная и эмоциональная, и, возможно, по существу не очень от них отличается». Как полученная в детстве травма способна искалечить психику и создать стойкие комплексы, так и болезнь, даже в легкой форме, производит в организме глубокие и зачастую благоприятные изменения. Организм, поборовший какое-нибудь заболевание, – это уже не прежний неискушенный организм... «Ты победил меня, ты уже стал другим».

Пастер много размышлял над великой тайной инфекционных заболеваний и над иммунитетом, открытым Дженнером. Его могучий ум не хотел мириться с тем, что прививка против оспы представляет собой уникальный случай. Должны существовать способы иммунизации и против других болезней. Но как найти эквивалент коровьей оспы, который позволит бороться против других микробов? Случай, который так часто приходит на помощь тем, кто не сидит сложа руки, в 1880 году дал Пастеру ключ к разгадке. Изучая куриную холеру, он установил, что: а) со временем вирулентность патогенного микроба ослабевает, б) куры, которым ввели ослабленные микроорганизмы, приобретают иммунитет против вирулентных микробов.

Он сделал обобщающий вывод, что микроорганизмы превращаются в «вакцины», если они предварительно были ослаблены длительным соприкосновением с воздухом. (В честь Дженнера Пастер расширил употребление слова «вакцина».) Как же действовали все эти вакцины? Они вызывали защитную реакцию или, вернее, образование в крови новых веществ – антител, которые в дальнейшем помогали организму бороться с неослабленными микробами. Угроза вызывала мобилизацию защитных сил. В 1888 году Шантемесс и Видаль доказали, что даже вакцина, состоящая из убитых микробов, подготавливает кровь к борьбе против возбудителя брюшного тифа. Примерно в то же время Ру и Иерсен открыли яд, точнее, токсин, выделяемый дифтерийной палочкой. Затем Беринг, ученик Коха, обнаружил антитоксическое свойство сыворотки животных (морской свинки, собаки), которым неоднократно вводили в малых дозах дифтерийный или столбнячный токсины.

Казалось совершенно естественным призвать на помощь эту готовую бороться кровь, эту боеспособную сыворотку для защиты от инфекции. Беринг решил также попытаться превратить антитоксические сыворотки в лекарства для предупреждения и лечения инфекционных болезней. Его метод основывался на совсем ином принципе, чем вакцинация. В организм больного вводили уже сформированные антитела. После того как Беринг частично потерпел неудачу, Ру снова взялся за решение этой проблемы и на этот раз добился блестящего успеха. На медицинском конгрессе в Будапеште (1894 год) он вызвал бурный восторг аудитории своим сообщением о том, что, если больному дифтерией ввести лошадиную сыворотку, он выздоравливает. Началась эпоха серотерапии. Речь теперь уже шла не только о предупреждении болезни, но и о спасении больных.

В 1891 году Райт вернулся из Сиднея в Англию. После того как он в течение года переходил с места на место, ему, наконец, посчастливилось получить кафедру патологии в Военно-медицинском училище, основанном при госпитале в Нетлее. Здесь он работал с группой молодых медиков, которых сумел заразить своей страстью к исследованиям, стремлением создать новую медицину, основанную на эксперименте и точном количественном изучении явлений.

Ученики восхищались его верой и воинственным характером. Вряд ли существовал другой человек, который был бы настолько неспособен ладить с военной администрацией. Вскоре в Нетлее стали с восторгом рассказывать, как Райт отправился на парад за сержантом, служившим у него в лаборатории, выволок его из шеренги и, держа за воротник, потащил за собой, чтобы тот «занялся серьезной работой», как заявил Райт пришедшим в ужас военным. Утверждали, что высшее начальство военного министерства приказало ему поменьше говорить в своих лекциях о функциях крови, которая в конце-то концов «составляет всего лишь тринадцатую часть веса тела», но он вопреки приказам произносил перед каждым очередным выпуском, покидающим училище, революционную речь о «физиологии религии».

Начав преподавать бактериологию, науку, находившуюся еще в зачаточном состоянии, Райт уже тогда предсказывал, что в будущем инфекционные заболевания будут диагностироваться точными методами, а не простым выслушиванием больного и заявлениями наподобие того, которое сделал один известный в те времена врач: «Судя по звуку, это бацилла инфлюэнцы». Видаль и Грубер показали, что кровь тифозного больного агглютинирует, склеивает микробы тифа, что это явление специфично, то есть происходит с одним только видом микробов, и поэтому позволяет поставить диагноз. Райт доказал, что схожая реакция наблюдается при мальтийской лихорадке, очень тяжелом заболевании, которое передается через коз, весьма распространенных на Мальте. Это позволило позже Мечникову, который тогда работал в Пастеровском институте, шутливо сказать своим студентам, показывая на карту мира, где были отмечены области распространения мальтийской лихорадки: «Все эти районы принадлежат Британской империи... Это объясняется не пагубным влиянием англичан, а тем, что одни они изучили мальтийскую лихорадку и умеют ее диагностировать».

Начиная с 1895 года Райт отдается главным образом изучению иммунизации против брюшного тифа. В те годы это была весьма опасная болезнь, часто смертельная, которая во время войны косила солдат, опустошая армии. Русский бактериолог Хавкин, работавший в Пастеровском институте и приехавший как-то в Нетлей, подал Райту мысль о возможности оградить людей от тифа при помощи предохранительной вакцинации, подобно тому как Пастер ограждал овец от сибирской язвы. И в том и в другом случае нужно было вызвать образование антител и поступление их в кровь. Брюшной тиф не только кишечное заболевание, как это считали долгое время; микробы циркулируют в крови. Значит, если сделать кровь больного смертельной для данного возбудителя, можно предотвратить заражение организма.