Читать онлайн «Человек книги. Записки главного редактора». Страница 33

Второй случай, когда мне доверили выполнить ответственное задание за пределами издательства, на сей раз в одном из помещений Института марксизма-ленинизма, был связан с изданием альбома «Дзержинский».

Номинально его готовила к выпуску редакция альбомов «Искусства». Фактически же руководили подготовкой ответственные сотрудники Института марксизма-ленинизма и художник Соломон Бенедиктович Телингатер. Он 8 лет перед Отечественной войной работал художественным редактором Партиздата – Госполитиздата. Еще совсем недавно был старшим художественным редактором Воениздата, откуда его уволили (наверняка по 5-му пункту), но все же, как талантливому художнику, члену партии, обладавшему опытом оформления изданий политической литературы, ему доверили оформление такого сложного альбома, выпускавшегося, вероятно, в связи с каким-то юбилеем железного Феликса, а может быть, и для того, чтобы укрепить моральный дух т. н. органов. Уверен, что Телингатера выбрали для оформления альбома не в издательстве.

Соломон Бенедиктович, как я убедился во время работы над альбомом, был хорошим организатором и знатоком полиграфического производства и всех нюансов подготовки изобразительных оригиналов. Он вникал во все мелочи и давал четкие распоряжения. Так что работа шла более или менее гладко.

Моя задача была несложной. Текстов в альбоме было немного – вступительная статья и подписи под репродукциями, но среди оригиналов документов было множество газет со статьями самого Дзержинского или материалами, связанными с его деятельностью. Текст каждой статьи или корреспонденции надо было прочитать и выявить все буквенные, орфографические и смысловые ошибки, чтобы в альбоме они были воспроизведены в исправном виде. Перескочившие буквы в слове, пропуски букв, строки, перевернутые вверх ногами или идущие в неверном порядке, – все эти погрешности в газетах того времени были представлены в изобилии. Конечно, те, кто руководил подготовкой альбома, не могли допустить, чтобы читатели альбома потешались над нелепыми ошибками в документальных текстах, которым они должны были внимать. Поэтому графики и ретушеры исправляли все ошибки, помеченные мною на фотоотпечатках газетных текстов, так что в альбоме они предстали перед читателями набранными верно. И тут фальсификация, хотя и относительно невинная.

После мрачноватого помещения издательства на Цветном бульваре, ютившегося в старом здании, где многие кабинеты были выгорожены фанерными стенками, строгая чистота в помещении Института марксизма-ленинизма, красные ковровые дорожки, поглощавшие шум шагов, белые стены с красивыми деревянными панелями произвели на меня сильное впечатление. Поразили меня и завтраки, разносимые буфетчицей, – красиво запечатанные баночки простокваши, бутерброды и что-то еще, незапомнившееся. Я впервые столкнулся с тем, как снабжали привилегированных партийных работников, и это не могло меня не удивить.

Проработал я в Институте недели две-три, после чего вернулся в корректорскую издательства.

Альбом «Феликс Эдмундович Дзержинский» вышел в 1953 году.

Мое положение в корректорской упрочилось. Анна Борисовна постепенно начала подключать меня к вычитке, наиболее сложному виду корректорской работы, который мне был особенно интересен, поскольку вычитка во многом близка работе редактора. А мои познания в области литературного редактирования позволяли мне делать полезные замечания по рукописям. И, например, именно поэтому сотрудница редакции литературы по изобразительному искусству Наталья Лапшина, которая вскоре стала заведовать этой редакцией, просила, чтобы именно я вычитывал рукописи книг, которые она редактировала. Авторы книг этой редакции допускали обычно довольно много стилистических ошибок самого разного рода, и мои замечания и предложения помогали улучшить литературный уровень их книг.

Благодаря моей сосредоточенности на вычитке меня через восемь месяцев после начала работы в корректорской перевели на должность старшего корректора.

Я относился к своей корректорской работе весьма серьезно и, в частности, овладел техникой вычитки и корректуры драматического произведения, у которой были свои особенности. Особенности эти нигде не были зафиксированы и передавались устно от опытных корректоров к новичкам. Да и ошибок я пропускал очень мало.

Одно время в издательствах стали создавать так называемые сквозные бригады отличного качества. Не миновало это движение и наше издательство. И когда для выпуска книги Бэлзы о чешских композиторах и чешском оперном театре стали формировать такую бригаду, в которую входили ведущий, художественный и технический редакторы книги, корректоры и выпускающий, в нее включили Фаню Бергер, безусловно лучшего корректора издательства, и меня. Почему книгу Бэлзы выпускало издательство «Искусство», а не «Музыка», мне неведомо. Но, так или иначе, мы выпустили книгу без единой опечатки. Движение это быстро угасло, так как создавать бригаду для каждой книги было невозможно. Все же для самых ответственных и сложных изданий этот способ организации работы можно успешно использовать, но в «Искусстве» он быстро был забыт.

Когда в ноябре 1951 года Бельская ушла на пенсию, меня сделали и.о. заведующим корректорской, и я не стал полноправным ее заведующим только потому, что вскоре перешел на должность редактора в редакцию полиграфической литературы.

Я совсем не жалею, что два с половиной года провел в корректорской. Этот опыт потом мне очень пригодился.

С.Н. Шапиро работал в планово-экономическом отделе издательства и стал моим приятелем на почве футбольного «боления». Внешне он был вылитый Михоэлс. Мне он нравился своим ироничным отношением к жизни и людям. Мы вместе ходили на футбольные матчи его любимого московского «Динамо», иногда в сопровождении Сергея Соколова (технический редактор по образованию, он стал книжным художником-оформителем и сотрудничал с «Искусством»).

Любитель острого слова, Соломон Наумович был мне очень симпатичен. Чем-то, видимо, привлекал его и я, хотя он был старше меня. Мы обменивались мнениями о событиях издательской жизни и жизни страны. В общем, это была если не дружба, то что-то очень близкое к ней. К сожалению, когда редакции изобразительной продукции перешли в воссозданный Изогиз, в это издательство перешел и Шапиро, и мы невольно перестали общаться, но в памяти моей он остался светлой страницей.

Быть корректором, имея редакторское образование, мне, конечно, не хотелось. Я стремился стать редактором.