Читать онлайн «Смертельные ловушки: Выживание американской бронетанковой дивизии во Второй мировой войне». Страница 18

Во второй раз отбив высоту 91, оперативная группа Ройсдена оказалась в окружении подразделений дивизии «Panzer Lehr». Только 16 июля 30‑я пехотная дивизия прорвала кольцо и вызволила их, на чем немецкое наступление и закончилось. Обе боевые группы вернулись под управление штаба дивизии, а дивизия, в свою очередь, была приписана к VII корпусу.

Во время перегруппировки ремонтные роты дивизии работали не покладая рук. Взамен выведенных из строя поступали новые танки. К этому моменту только безвозвратные потери танков М4 «Шерман» составляли 87 единиц — не считая тех, что после ремонта вернулись в бой. Платить такой ценой за восемь километров отбитой у противника земли было, очевидно, немыслимо, и нести подобные потери дальше — тоже. Потрясение от потерь нашей и соседних дивизий усугублялось осознанием той грандиозной ошибки, которую в январе совершил Паттон на полигоне у Тидворт-Даунс. В Вашингтон были немедленно отправлены запросы с просьбами отменить это решение и по возможности быстрее доставить на европейский театр военных действий тяжелые танки М26.

Помимо танков и другой техники мы потеряли все девять самолетов-корректировщиков L5 «Каб», приписанных к дивизионам полевой артиллерии[26]. Каждый дивизион располагал тремя такими самолетами, которые разведывали вражеские позиции и корректировали огонь артиллерии. Конструкция этих машин требовала от пилотов лететь слишком низко над самой передовой, что делало их уязвимыми для огня стрелкового оружия.

Пилоты-корректировщики, которым обещали новые машины, потребовали дополнительных защитных мер. Едва ли не больше всего солдаты боялись ранений в паховую область. Из нарезанной с немецких бронемашин 6‑мм брони мы сварили для каждого самолета по два ковшеобразных сиденья, прикрывающих поясницу, ягодицы, пах и верхнюю часть бедер. Каждое весило килограмм под тридцать пять. Пилоты и корректировщики приняли их с благодарностью, и их боевой дух после этого немало поднялся. В конце концов пилоты приучились пролетать вдоль передовой на высоте трехсот метров и на таком же расстоянии от нее над нашими позициями. Сохраняя такую дистанцию, они могли корректировать огонь, находясь при этом вне основной сферы зенитного огня.

В это же время произошло еще одно событие, которое могло иметь катастрофические последствия и весьма сильно повлияло на тактическую ситуацию. Однако я не видел, чтобы о нем упоминалось в какой бы то ни было книге или статье, за исключением истории 3‑й бронетанковой дивизии.

Ранним вечером 21 июля, еще до захода солнца, мы приехали в расположение батальонного штаба и увидали, что часовой в противогазе крутит ручной трещоткой — это был сигнал газовой атаки. Мы с водителем тут же достали свои противогазы из багажника и натянули. По всему лагерю механики бросали инструменты и бежали за сложенными в трейлере у штаба ремонтной мастерской противогазами: туда их собирали из подбитых и покинутых танков и бронемашин, чтобы потом вновь раздать солдатам.

Запас противогазов расхватывали, покуда не осталась только одна маска. В этот момент в трейлер с разных концов вбежали двое. Одним был лейтенант Рид, великан 193 сантиметров ростом и весом в 113 килограммов (мы прозвали его «Здоровяк Рид», как в комиксе «Терри и пираты»[27]). Вторым был майор Аррингтон — 173 сантиметра и от силы 73 килограмма. Оба жадно глянули на противогаз. В точности никто не знает, что подумал каждый из них, но противогаз достался лейтенанту, а майор вышел из трейлера с пустыми руками.

К счастью, газовая тревога оказалась ложной. Оказалось, что в расположении тыла батальона упал немецкий дымовой снаряд с белым фосфором; кто-то из часовых принял дым за ядовитый газ и поднял тревогу. Панику подхватили остальные часовые, и она быстро охватила все вокруг. К закату все успокоилось, но нервозность осталась, и все старались пристроить противогаз под рукой на ночь.

На случай если противник будет использовать горчичный газ[28], к ремонтным ротам было приписано по три грузовика для проведения обеззараживания. На них возили деревянные емкости с водой и несколько бочек с хлорной известью: смесью хлорной извести с водой полагалось обрызгивать зараженные машины. Разлагаясь, известь выделяла свободные радикалы хлора, которые соединялись с молекулами горчичного газа, обезвреживая его. Из-за ложной тревоги водители этих машин тем вечером особенно тщательно проверили свой груз, а один из них даже откупорил бочку с хлорной известью, чтобы проверить, что там достаточно химиката.

На ночь расчет грузовика устроился в окопе рядом с машиной. А ближе к ночи над лагерем сгустился плотный туман. Очевидно, влага попала в открытый барабан, и оттуда начал понемногу выделяться хлор. Поскольку этот газ тяжелее воздуха, то, перехлестывая через край бочки, он скатывался по бортам грузовика в окоп. Водитель, проснувшись, уловил запах хлора… Понятно, что в последующих событиях немалую роль сыграла паника предыдущих часов. Водитель от ужаса заорал и потерял сознание. Его проснувшийся помощник, находившийся в том же окопе, увидал обмякшее тело товарища, почуял хлор и посчитал водителя мертвым. Потеряв от ужаса всякое соображение, он заорал во всю глотку:

— Газ! Газ!

Последовавшее было кошмаром. Другие солдаты просыпались и тут же поднимали тревогу. Кто-то делал три выстрела в воздух, часовые вновь гремели трещотками. «Газ! Газ! Газ!» — орал какой-то радист.

В считанные секунды тревога распространилась по всему плацдарму 1‑й армии, и началось столпотворение. Солдаты выпрыгивали из окопов и с воплями метались в темноте в поисках противогазов. Если бы немцы знали, что происходит, они могли бы обрушиться на совершенно дезорганизованную армию. Лишь через некоторое время, когда газоиндикаторные наклейки часовых не поменяли цвет, как должны были при соприкосновении с отравой, солдаты начали понимать, что тревога вновь оказалась ложной.

Как могла дисциплинированная, хорошо обученная армия поддаться подобной внезапной истерии? Быть может, потому, что это поколение молодежи выросло на страшных рассказах о газовых атаках Первой мировой?

До сего дня никто в точности не знает, насколько та паника могла повлиять на оборонительные возможности армии. На следующее утро командующий Боевой группой Б генерал Трумен Будино созвал на совещание всех командиров подразделений. Он выказал свое изумление и ужас, вызванные потерей дисциплины в войсках. За все годы службы в армии он не видел ничего подобного — и не собирался в будущем ничего подобного терпеть! Генерал Будино передал офицерам прямой приказ командующего 1‑й армией генерала Омара Брэдли, который вкратце звучал следующим образом: