Читать онлайн «ЗАПИСКИ СЕЛЬСКОГО СВЯЩЕННИКА». Страница 45

134

холсте, какие водружены за Святым Престолом все того же Вологодского кафедрального Собора. На те картинки "Воскресения" глянуть без содрогания невозможно, а они именуются "запрестольными образами", на Горнее место водружены, мы на них во время Евхаристического канона взираем, когда Твоя от Твоих возносим.

Зато иконы православные обещаю в любом храме, не щадя сил своих, спасать, будет ли на то предписание епархиального управления или отдела культура, или не будет. Вот это-то, боюсь, Вам в первую очередь не нравится. Вы почему-то твердо усвоили странную мысль, будто священнослужители присягают на верность не Богу и Церкви, а правящему архиерею, и выше всего цените и блюдете таковую верность и таковое послушание. Вы поставляете свою волю, свой указ, свой циркуляр выше церковных канонов. Зачем? Кто провозгласил догмат о Вашей непогрешимости? Мне, например, некоторые формулировки из Ваших указов кажутся весьма погрешительными и для православного человека крайне соблазнительными. Вспомним циркуляр № 7/36 от 16 октября 1985 года (сегодня ему ровно два года исполняется): "В связи с трудностями, возникающими и предстоящими в дальнейшем со снабжением приходов красным вином для богослужебных целей (как правило — кагором разных марок), предлагаю Вам принять жесткие меры для его экономного расходования. Необходимо: ... § 2. Не допускать избыточного заполнения Св. Чаши сверх количества, необходимого для причащения духовенства и мирян. Часто возникающая у священнослужителей озабоченность полным «погружением» частиц в Св. Кровь при всыпании их в Св. Чашу не имеет литургического обоснования (прощение грехов «поминавшихся зде» совершается очищением Кровью Христовой, пролитой на Голгофе [I Ион. I, 7], а погружение частиц в Чашу лишь символизирует это очищение и напоминает о нем)". Но когда я письменно обратился к Вам с вопросом по этому поводу, Вы не сочли нужным разъяснить мне, что дает Вам основания употребить слова "символизирует" и "напоминает".

Вы настолько самолюбивы, что никогда ни в чем не можете признать своей ошибки. Даже крошечной, даже в любой чепухе. Потому и в моем деле упорствуете, в одну душу стремитесь утвердить свою изначальную правоту.

Почему "уворованные и проданные за границу колокола", "купленные совершенно бесполезные калориферы", "бесполез-

Очевидцы

135ный тес в запас", якобы пропавшие, но тут же вновь обретенные на месте иконы, "самовольный перенос икон из летнего храма в нижний" и прочие обвинения, предъявленные мне после службы 19 декабря и тут же, на Ваших глазах, рушившиеся, как карточные домики, ибо стояли лишь на песке злонамеренной клеветы, ничему не научили Вас? Почему Вы позволяете себе и по сей день повсюду устно и письменно распространять обо мне эти или подобные им сплетни и слухи, ссылаясь как на достовернейший источник на какие-то злобные измышления каких-то никогда не называемых Вами злых людей? Почему Вам, магистру богословия, профессору духовной академии, ни разу не пришла в голову элементарная истина, что за провинности следует наказывать, а за ложь и клевету, даже если лгавший и клеветавший — архиерей, следует извиняться? Высокий сан архиерея не поставляет носящего его вне простой человеческой порядочности. Не кажется ли Вам, что, забывая эти простейшие истины или сознательно пренебрегая ими, Вы позорите и грязните свой высокий святительский сан?

Не могу не признать, что в целом, если отвлечься от деталей Вашего обвинительного письма и от мелочной личной раздражительности автора, Вы совершенно правы: я недостоин своего сана и постоянно позорю его. Позорю своей жизнью, позорю словами, позорю гордостью, леностью, сибаритством, позорю, сознаю, и этим письмом, где по мелочам тягаюсь с Вами, где дал волю личному раздражению, которое до сего дня умел подавлять в себе. Говорю о недостоинстве своем искренне, не для красного словца и не из показного смирения. Я чувствовал это недостоинство всегда, с первого дня хиротонии, когда на первой Литургии не смел переступить в Царские врата, остановился перед ними в ужасе, сбивая ритм Богослужения. Приступая к Престолу, я всегда уповал не на свои достоинства, которых сегодня нет и прежде никогда не было, за годы священства ничуть не прибавилось, а на милость Божию. Сужу себя тут отнюдь не по тем высоким требованиям, что выдвигали Святые Отцы в своих гомилиях о священстве, а по самым заниженным, либеральным и убогим требованиям "порядочности" XX века, и все равно — не достоин. И потому так люблю пятую молитву из "Последования св. елея" "Господи Боже наш, наказуяй и паки исцеляяй, воздвизаяй от земли нища, и от гноища возвышаяй убогаго..." О том же я говорил Вам на приеме в феврале, когда просил благословить мне на время

136

запрещения в священнослужении любое церковное послушание, любое, хоть до конца дней моих. Вы отказали мне и рекомендовали перейти в какую-нибудь другую епархию. Я и сему не противился, подал прошение архиепископу Костромскому и Галичско-му Кассиану. Он направил меня к уполномоченному. Уполномоченный, сославшись на перманентное отсутствие в его епархии хоть единой вакансии (на момент нашей беседы их было в епархии не менее семи-восьми), был вынужден отказать мне. Я подал архиепископу Кассиану прошение благословить мне любое церковное послушание — мне тоже было отказано, как и Вы в том же отказали. Надеюсь, Вы понимаете, что все эти отказы были продиктованы внецерковными силами.

Ваш благожелательный совет из того же Вашего раздраженного письма "вернуться к гражданской деятельности" принять не могу и не хочу. Позволю себе напомнить Вашему Высокопреосвященству, что я ни устно, ни письменно не просил Вас ни о каких советах, от Вас они мне сегодня вовсе не нужны, ибо непременно будут недоброжелательны. Из Церкви не уходят "по совету", священнослужители должны оставаться в Ней всегда, какое бы послушание им ни пришлось нести. О. Глеб Якунин, пробывший в запрещении двадцать один год и не послушавший ничьих советов, не дрогнувший, сумевший вернуться и вновь стать у Престола, для всех нас пример.

У Вас тоже, говорят, была когда-то какая-то мирская специальность, кажется, по отопительным системам. Вряд ли Вы когда-либо полагали, что стоите у Престола по своим личным заслугам и достоинствам. Но если какой-нибудь "благожелатель" в порыве раздражения обратится к Вам завтра с аналогичным письмом, неужели Вы отложите крест и панагию, снимете смиренно рясу и "вернетесь к своей гражданской специальности"? Почему же Вы судите меня строже, чем себя? Почему Вы судите меня строже, чем других священнослужителей Вологодской епархии? Вы — правящий архиерей, и Вам отлично известны преступления членов нашего клира, к которым Вы так терпимы, так снисходительны, но за которые, согласно отвергаемому Вами каноническому праву, полагаются самые строгие взыскания вплоть до извержения из сана.