Читать онлайн «Записки И. Д. Якушкина». Страница 41

В это время содержание наше далеко было не так строго, как оно было по прибытии в Петровский, и из опасения пожара дверь в казематах не запиралась ночью, как прежде, на замок. В случае нездоровья жен своих женатые отпускались домой, но обыкновенно они и даже некоторые из дам жили в каземате.

В сентябре Александра Григорьевна Муравьева приходила в каземат к своему мужу; день был теплый; она была легко одета и, возвращаясь вечером домой, сильно простудилась; после трехмесячных страданий она скончалась. Кончина ее произвела сильное впечатление не только на всех нас, но и во всем Петровском, и даже в казарме, в которой жили каторжные. Из Петербурга, когда узнали там о кончине Муравьевой, пришло поведение, чтобы жены государственных преступников не жили в казематах, и чтобы их мужья отпускались ежедневно к ним на свидание. Затем и мы все выходили ежедневно по нескольку человек, тем же порядком, как это было в Чите. А между тем, при всех этих льготах, беспрестанно проявлялась неловкость нашего положения и особенно положения женатых. Никита Муравьев, через несколько времени после кончины жены, получил приказание от коменданта перейти в каземат, и ему приходилось оставить дочь свою, маленькую Нонушку, не имея при ней даже няни, на попечение которой он мог бы вполне положиться; к тому же дочь его была очень некрепкого здоровья, и он беспрестанно за нее опасался. Услыхав о таком его горестном положении и зная, что он сам не решится вступить в переговоры с комендантом, я просил дежурного офицера доложить генералу, что я имею надобность с ним видеться. Через час меня позвали на гауптвахту к коменданту; когда мы остались с ним вдвоем, я просил его отменить сделанное им распоряжение относительно Никиты Муравьева и не разлучать отца с малолетней его дочерью, на что Лепарский мне отвечал, довольно сурово, своим обычным словом «не могу», опираясь на данные ему предписания относительно нашего содержания, нарушение которых подвергло бы его строгому взысканию. Тут я ему заметил, что в настоящем случае он поступает очень непоследовательно, если захочет непременно исполнить данные ему предписания, тогда как он не раз прежде нарушал их, когда находил слишком жестокими. Наконец он согласился оставить Никиту Муравьева дома, сказав мне: «Смотрите, если из этого выйдет мне какая-нибудь неприятность, то я буду жаловаться на вас вашему другу Граббе». Лепарский имел причины беспрестанно опасаться, что донесут в Петербург о его какой-нибудь неисправности: он знал, что в Иркутске следили за всеми его действиями, и кроме того по временам бывали в Петровском разного рода посетители, из которых многие приезжали как соглядатаи. Один раз коменданту был запрос, как он осмелился отпустить княг. Трубецкую и княг. Волконскую на воды; но ни та, ни другая не отлучались из Петровского, и на этот раз ему легко было оправдаться. Но бывали и такие случаи, в которых ему было необходимо прибегать к разным уловкам. Из числа посетителей был в Петровском и генерал Чевкин, тот самый, который так неудачно действовал накануне 14-го декабря в 1-м батальоне Преображенского полка. Он приезжал осматривать завод и ни с кем не видался из прежних своих знакомых. Он заезжали только к княгине Трубецкой, чтобы, повидавшись с ней, передать об ней известие ее родным в Петербурге. Потом приезжал полковник Вохин, адъютант военного министра Чернышева; через своих лазутчиков он старался разведать обо всем, что делалось в Петровском, и особенно о нашем содержании в казематах; комендант, узнавши об этом, очень ловко предложил ему сообщить самые верные сведения об нас и об женах государственных преступников и тем прекратил тайные розыски Вохина. Между прочим он ему рассказал наше внутреннее устройство и учреждение артели; вообще он любил нами хвастать перед приезжими и обыкновенно возил их на гору, с которой можно было видеть расположение казематов. — Еще прежде посещения Вохина приехала в Петровский m-lle Ledantu с позволением выйти замуж за Ивашева, который знал ее прежде, когда она была еще почти ребенком; родные его устроили все это дело, и он, женившись на приехавшей к нему невесте, был с ней впоследствии очень счастлив. Во время пребывания нашего в Петровском нам было объявлено несколько высочайших манифестов, по которым сроки наших работ уменьшались, и один из этих манифестов был подписан 14-го декабря. В силу таких уменьшений весь пятый разряд должен был в 1833 году отправиться на поселение, в том числе и Александр Муравьев; он просил как милости, чтобы ему позволено было остаться в Петровском вместе с братом, и из Петербурга получено было высочайшее позволение оставить Александра Муравьева в каторжной работе на весь срок, который должен был пробыть в работе Никита Муравьев. Скоро потом получена была из Петербурга еще бумага, в которой было сказано, что государь император, в уважение представленной просьбы штатс-дамы княгини Волконской о сыне своем, приказать соизволил Волконского освободив от работы, поселить на поселение. Волконский просил, тоже как, милости, чтобы ему позволено было остаться в Петровском, где его жена, очень слабого здоровья, и дети, в случае нужды, могли иметь врачебные пособия, тогда как в Баргузине, куда он был назначен, не было ни доктора, ни аптеки и никаких удобств для жизни. Высочайшим повелением ему дозволено остаться в Петровском.

Во все время нашего заключения в Чите и в Петровском у нас умер один только Пестов, принадлежавший к Славянскому Обществу; болезнь его продолжалась не более двух суток, и все старание Вольфа было недостаточно, чтобы спасти жизнь товарища. Образ нашего существования очевидно был причиной такой малой смертности между нами. Вообще мы подвергались несравненно менее всем тем случайностям, которым подвергаются люди наших лет, живущие на свободе; а в случае болезни мы тотчас имели все врачебные пособия, и сверх того нас окружало самое внимательное попечение товарищей. Но если образ нашего существования благоприятно действовал на сохранение жизни, то вместе с тем он действовал очень неблагоприятно на сохранение умственных способностей.

В Петровском из 50-ти человек двое сошли с ума: Андреевич и Андрей Борисов. Впрочем и в этом отношении поселение оказалось еще более вредным, чем самое заключение. Из 30-ти человек, бывших на поселении, пятеро сошли с ума: в Енисейске Шаховской и Николай Бобрищев-Пушкин, в Сургуте Фурман и в Ялуторовске Враницкий и Ентальцев. Образ жизни наших дам очень явно отозвался и на них; находясь почти ежедневно в волнении, во время беременности подвергаясь часто неблагоприятным случайностям, многие роды были несчастливы, и из 25-ти родивших в Чите и Петровском было 7 выкидышей; зато из 18-ти живорожденных умерли только четверо, остальные все выросли. Нигде дети не могли быть окружены более неустанным попечением, как в Чите и Петровском; тут родители их не стеснялись никакими светскими обязанностями и, не развлекаясь никакими светскими увеселениями, обращали беспрестанно внимание на детей своих.