Читать онлайн «Траектория судьбы». Страница 87

В те годы у нас создался хороший творческий коллектив, центр которого составляли инженеры-конструкторы В. В. Крупин, А. Д. Крякушин, В. Н. Пушин, В. А. Харьков.

Самым старшим в нашей спецгруппе был я, ее руководитель, – мне было почти 35! Остальным – не было и 30! И этот молодой творческий коллектив работал днями и ночами, не замечая ничего вокруг! Мы приходили домой поздно ночью, а рано утром бежали на завод, спеша поделиться с друзьями-коллегами новыми идеями, появившимися за время короткого отдыха.

Наши семьи, наши дети практически нас не видели. Никому из нас и в голову не приходила мысль о том, что можно было бы себе позволить уйти в отпуск или, не дай бог, заболеть. Мы даже выходные дни и праздники проводили все вместе, собираясь семьями у кого-нибудь на квартире. А надо сказать, что в то время многие из нас жили в очень стесненных условиях. Чаще – в одной комнате большой коммунальной квартиры, где проживало еще две-три семьи. На коммунальных кухнях было так тесно от столов и людей, что лишний раз и воды попить не зайдешь. Я и сам жил в Ижевске в подобных условиях почти четыре года, пока не получил «шикарную», по тому времени, двухкомнатную квартиру. А ведь в те годы моя семья состояла уже из пяти человек…

Ну, так вот. В праздничный день, забрав жен и детей, мы шли «в гости» к кому-нибудь из нас. Как правило, наше застолье продолжалось до первой высказанной рабочей проблемы, после чего праздничный стол быстро превращался в рабочий, появлялась бумага и карандаши, и начинался рабочий процесс. Жены переходили на диван и шептались, рассказывая друг другу о своих, вернее, наших, семейных новостях и проблемах. Дети играли где-нибудь в углу комнаты, а потом тихо переходили на чужие кровати и засыпали там, не дождавшись окончания нашего «производственного совещания». И только около полуночи мы расходились, унося на руках спящих детей и думая о том, что скорее бы наступило утро, когда мы снова встретимся и продолжим прерванное обсуждение.

Все мы тогда буквально жили производством. Устранение неполадок и упущений воспринимали как личную и неотложную заботу, заинтересованно подходили ко всему, что могло служить достижению общего успеха. Вместе росли, мужали профессионально и нравственно. И это, считаю, было не менее важно, потому что коллективный труд, коллективное творчество в конструировании – необходимое условие качественного рывка вперед. Любые результаты в конструировании, в частности в разработке оружия, как бы значительны они ни были, создаются, собираются по крупицам руками, умом, сердцем каждого из тех, кто работает за верстаком и у станка, кто корпит над анализами в лаборатории и кто проектирует, стоя перед чертежной доской…

Немало праздничных дней довелось провести каждому из нас вдали от дома, от родных. Мы забывали порой и о том, что нам еще необходимо кормить семью, получать деньги, материально обеспечивать себя и близких. В то время для нас не существовало ничего важнее Работы. Завод для нас был и семьей, и домом.

Такое напряжение не могло пройти бесследно, и, кто знает, может, именно оно впоследствии явилось причиной ранней смерти Виталия Путина, одного из моих самых близких помощников…

Пожалуй, самым драматичным в моей конструкторской судьбе, да и в жизни всех членов нашей группы, стал 1956 год. В то время мы продолжали увлеченно трудиться над проблемой унификации, создавая модернизированный автомат и ручной пулемет.

В феврале месяце состоялся XX съезд КПСС, взбудораживший всю страну. Был развенчан наш вождь Иосиф Сталин, и Центральный Комитет КПСС призвал парторганизации к всемерному развитию критики и самокритики, к взыскательной оценке результатов проделанной работы, к решительной борьбе с проявлениями самообольщения, хвастовства и зазнайства.

Этот призыв как нельзя лучше отвечал настроениям коммунистов и всего народа. Во всех партийных организациях страны принципиально анализировали все, чего достигли к тому времени, о недостатках говорили друг другу открыто, прямо в глаза, невзирая на должности. Мы вступали в период, который во второй половине 80-х годов назовут хрущевской «оттепелью».

Оттепель в общество несла нравственное очищение, освобождение от того, что породил культ личности, вызвала к жизни потребность людей в полный голос говорить правду. Впрочем, не обошлась и без «перегибов», один из которых задел и меня, отозвавшись в моем сердце глубокой болью.

Летом я был в Средней Азии, в Самарканде – там проходили войсковые испытания автоматов и ручных пулеметов, изготовленных с учетом замечаний и предложений, высказанных на предыдущих полигонных испытаниях и непосредственно на заводе.

Когда вернулся из командировки, то сразу заметил, что товарищи по работе как-то необычно ведут себя при разговоре со мной. Спросил, что произошло в мое отсутствие, и тут мне показали заводскую газету «Машиностроитель», в которой был отчет о партийном собрании заводоуправления, на котором обсуждалось постановление ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий». Доклад был сделан директором завода, выступившими в прениях поднимались проблемы заводской жизни. Правда, фамилии в выступлениях почти не назывались. Пожалуй, самыми сильными критическими стрелами были безадресные: «отдельные руководители общезаводских отделов высокомерно обращаются со своими подчиненными, не считаются с их мнением».

Однако одно имя в одном из выступлений все-таки прозвучало – на этом собрании выступил один из наших конструкторов и подверг резкой критике конструктора Калашникова. Приводилось множество спорных примеров моего «культа»: не считается с мнением рядовых конструкторов, игнорирует их предложения, и нередки случаи, когда заслуги целого коллектива приписываются одному Калашникову…

Вот такой, для меня неожиданный, выпад моего коллеги.

Скорее всего, он озвучил то, что ему поручили руководители. Но для меня тогда это было непонятно. Ведь мы с ним работали рядом. Не скажу, чтобы были близкими друзьями, но нас связывали деловые, творческие контакты. Он работал над опытно-конструкторскими темами самостоятельно, в нашу конструкторскую группу не входил и никаких, вроде бы, претензий мы друг к другу не имели. Да вот выяснилось, не все так просто…

Возможно, кому-то не нравились моя манера поведения и мои взаимоотношения с людьми. Возможно, я действительно не во всем был безупречен, порой резковат, порой слишком категорично отвергал те или иные предложения конструкторов, работавших рядом со мной. Возможно… Потому что я действительно не ангел…