Читать онлайн «Первая мировая война в 211 эпизодах». Страница 24

Война медленно подползает все ближе, но пока ее все еще не видно и не слышно. Примерно неделю назад британские самолеты-разведчики обнаружили османские воинские соединения, двигавшиеся через Синайскую пустыню к Суэцкому каналу; а три дня назад произошло долгожданное сражение. Два батальона австралийской пехоты были посланы в качестве подкрепления в самое пекло — Исмаилию, — и вскоре атака была отбита[67]. Многие, среди них — Докинз, немного завидовали тем, кто отправился к Суэцкому каналу, и в письме к матери угадывается философия басни о лисе и винограде:

У канала произошла стычка, но дома ты конечно же сама почитаешь сообщения об этом. Четверг стал для нас памятным днем, когда на защиту канала отправились первые соединения. Это были 7-й и 8-й батальоны. Уильям Гамильтон[68] служит в 7-м батальоне, и еще мой старый командир, майор МакНиколл. Все им завидовали, но я лично сомневаюсь, что операция доставит им удовольствие, — ведь так утомительно дожидаться этих турок, из которых и солдаты-то совсем никудышные.

Сам он проводит время в таких занятиях, как строительство, разборка и транспортировка понтонных мостов[69]. В этот день они, кстати, свободны. Вместе с другим сослуживцем-офицером он едет в Мемфис — посмотреть на древние руины. Наибольшее впечатление произвели на него две гигантские статуи Рамсеса II. Он пишет в письме: “Это потрясающие скульптуры, и, наверное, потребовались десятилетия для их возведения”. Теперь вечер, и он сидит в своей палатке:

Когда ты получишь это письмо, летняя жара у вас уже пойдет на спад. Надеюсь, что после сбора урожая можно будет купить муку и пшеницу подешевле. Чувствую себя измотанным, так что заканчиваю свое письмо горячим приветом всем, от Вилли до девочек.

Пятница, 12 февраля 1915 года

Флоренс Фармборо проверяет в Москве свой дорожный гардероб

Теперь все позади: шесть месяцев работы в частном военном госпитале в Москве; усердная учеба на курсах медсестер (практические основы она освоила хорошо, но возникали проблемы с теорией на трудном русском языке); экзамен; торжественная церемония в православном храме (священник неверно выговаривал ее имя — “Флоренц”); попытки устроиться на службу в новый передвижной полевой госпиталь № 10 (эти попытки увенчались успехом после очередного вмешательства ее прежнего работодателя, известного кардиолога).

Фармборо пишет в своем дневнике:

Приготовления к отъезду в самом разгаре. Мне не терпится уехать, но надо еще многое сделать, да и сам госпиталь еще не до конца укомплектован. Мне уже сшили сестринскую форму, передники, капюшоны, я купила черную кожаную куртку на фланелевой подкладке. Под куртку надевается толстый жилет из овчины, его носят зимой, и называется он по-русски “душегрейка”. Я слышала, что наш госпиталь некоторое время будет размещаться на русско-австро-венгерском фронте в Карпатах, придется скакать верхом, так что мой гардероб пополнился высокими сапогами и черными кожаными короткими штанами.

♦

В тот же день, 12 февраля, польские Сувалки снова были заняты немецкими войсками. На этот раз Лаура де Турчинович и ее семья не смогли бежать, так как один из близняшек заболел тифом. Ей, как никогда, не хватало сейчас ее мужа Станислава. Было холодно и много снега. Она пишет:

Вдруг я услышала шум и увидела городских оборванцев, мародеров: они искали себе еду, дрались, орали друг на друга — отвратительное зрелище! Евреи были всегда такими тихими, а теперь заважничали, загордились, распрямились, чтобы казаться повыше ростом. Мне было трудно удержаться от того, чтобы не остаться на балконе. Не в состоянии решиться на что-то определенное, я металась между балконом и детьми.

В одиннадцать часов на улицах снова воцарилась тишина, и я увидела первую островерхую каску, показавшуюся из-за угла: немец шел с поднятой винтовкой в руках, высматривая снайперов! За первым вскоре последовали и другие. А потом появился офицер: обогнув угол, он остановился прямо под нашими окнами.

Суббота, 13 февраля 1915 года

София Бочарская вновь видит кладбище в Герардово

Морозит, зимнее небо заволокло тучами. Они поняли, что сражение утихло, ибо не слышно больше грохота взрывов и иссяк поток раненых. Закончилась неделя непрерывной работы. Бочарская и другие сестры милосердия совершенно измотаны. Их начальник хорошо понимает это и отсылает нескольких сестер, ее в том числе, из импровизированного госпиталя. Им поручено поехать в близлежащую 4-ю дивизию и раздать солдатам подарки, которые пришли по почте из России, от частных лиц, но во время боев просто складывались в кучу.

Автомобиль ждет их. Они садятся в него, отправляются в путь. Обледенелая зимняя дорога выводит их из маленького городка. Они проезжают мимо военного кладбища, которое София уже видела, когда в первый раз приехала в Герардово. Она отмечает, что размеры кладбища утроились, оно превратилось в “лес из деревянных крестов”. Ее это не удивляет.

Миновала неделя, а словно целая жизнь прожита, как для этих погибших, так в некоторой степени и для самой Софии. Прежде она была незрелой идеалисткой, чуть высокомерной барышней, одной из многих, кто из чувства патриотизма, в военной горячке, записался добровольцем на медицинскую службу. Даже вопреки тому, что у нее дома начало войны не было встречено ликованием. София помнит, как к ним в имение прискакал вестовой с бумагой. Помнит, как лошадей на следующее утро отвели в деревню, чтобы выбрать из них наиболее пригодных для отправки на фронт. Помнит, как юноши в воскресных костюмах с пением покидали усадьбу, как их провожали матери и жены, как женщины в знак печали накидывали передник на голову, как их жалобные причитания звенели в осеннем воздухе. Она помнит, как взглянула вниз, в долину, окинула взглядом реку и стоявший вдали лес и как по каждой дороге двигались толпы людей, с конями, повозками, — двигались в одном направлении: “Куда ни посмотришь, всюду массы людей, и кажется, будто сама земля ожила и задвигалась”.

Бочарская поступила в одно из отделений Красного Креста. Форма сестры милосердия казалась ей шикарной. Но она почти ничего не умела. Однажды ей поручили помыть пол в операционной, и она совершенно растерялась, потому что в жизни не мыла полов. В основном она и другие медсестры проводили время в бездействии, — состояние долгого ожидания усиливало настроения апатии. Пока четырнадцать дней назад не началось немецкое наступление.