Читать онлайн «1900. Русские штурмуют Пекин». Страница 73

— Секрет!

Около дороги из травы вылезли три солдатика, оставленные секретом для наблюдения за местностью. Они побежали догонять роту.

Нападение боксеров на китайских христиан

Кровавый бой отложен на два дня. Еще два лишних дня дано жить тем, кому суждено погибнуть в грядущем бою. Если обреченные не могут насладиться жизнью за эти два оставшиеся им дня, то пусть они хоть насладятся дивным светом полуденного солнца, которое так благодетельствует одним своими золотыми лучами и теми же лучами так безжалостно губит других, немилосердно сжигая их нивы — последние плоды их последних усилий. Быть может, это солнце своим немилосердным всесильным огнем зажгло пожар жестокой бессмысленной войны. Завтра для войск еще будет отдых и мир, но послезавтра — смертный бой.

Китайцы точно предчувствовали, что иностранцы готовятся к штурму, и рано утром 28 июня они открыли у себя по всей линии адский огонь раньше, чем они это делали каждый день. Союзники сперва молчали, а затем и они открыли огонь залпами. Китайцы ответили огнем со всех своих батарей и даже бросились на русские аванпосты у деревни Гаочен. У нас ранен поручик 10-го полка Соколов, убито 4 нижних чина, ранено 17. Союзники потеряли около 100 человек. Китайцы были отбиты и молчали весь этот день и следующий.

Серебряный полумесяц тихо пробирался между реявшими куда-то облаками, трепетавшими отблеском тяньцзиньских пожаров, и остановился высоко над китайским лагерем. Робкие лучи заходящего полумесяца пронизывали дрожавшую и тревожно шептавшую о чем-то прозрачную листву ракит и тополей, под которыми укрылся лагерь, и яркими пятнами освещали белые палатки солдат и темно-синие офицеров.

По всему лагерю горели костры. Дымили и трещали походные печки, наскоро сделанные из глины и песку. В котлах кипятили чай и варили рисовую кашу для позднего ужина.

Ночь была горячая, душная, и поэтому солдаты, скинув с себя всю одежду, сидели в одних шароварах, на циновках, вокруг костров, покуривали длинные трубки, пили чай или разбавленное теплое ячменное вино из маленьких чашек, кричали, шумели, бранились, пели гнусавым голосом заунывные песни, издевались над ихэтуанцами, из которых до сих пор ни один еще не воскрес, и проклинали забравшееся в Тяньцзинь иностранное войско, которое не было никакой возможности оттуда выбить.

Другие солдаты молча слушали, поддакивали и чистили свои ружья. Третьи солдаты, полураздетые, подложив под себя циновки, вповалку спали под открытым небом между палатками и, разбитые от усталости после дневной пальбы и наевшись вволю рису, потрясали застывший воздух своим могучим храпом.

Более азартные солдаты сидели кружком в своих палатках, на циновках и на одеялах, и, при свете бумажного фонаря или масляной коптевшей светильни, пытали свое счастье в кости или карты. Играли шумно, с криком, с остервенением; крепко ругались при проигрыше, ободрительно хлопали друг друга по голым, бронзовым, лоснящимся спинам, а при выигрыше, хохоча во все горло, жадно хватали чашку, наполненную медными чохами, и с удовольствием звенели монетами.

Они были так увлечены игрой, что не обращали никакого внимания на стоны и подавленные крики, которые доносились из соседних палаток, в которых китайские доктора лечили раненых солдат. К свежей ране они прикладывали раскаленное железо, чтобы остановить кровь, протыкали рану раскаленными иголками, вправляли вывихнутые ноги и руки и раздробленные кости, накладывали пластырь и перевязывали. Промучив своего пациента, который был ни жив ни мертв от такой хирургической операции, и, стиснув зубы, обливаясь холодным потом, удерживаясь от крика, с китайским мужеством выносил эти терзания, врачи ободряли раненого и давали ему выпить ведро какой-то темной и пахучей жидкости. Одним для очищения крови давали отвар из полевых кузнечиков, а других для приобретения храбрости поили прекрасно действующим средством — желчью тигра. Через несколько дней раненый либо умирал, либо поправлялся, и тогда все солдаты дивились искусству врачей.

Китайские солдаты

Посредине лагеря большие бумажные промасленные фонари, повешенные на треноге, и пестрые треугольные знамена, украшенные лентами и бахромой, с нашитым иероглифом «Не», указывали, что здесь находится палатка начальника китайских войск генерала Не Шичэна.

Эта палатка ничем не отличалась от прочих офицерских палаток. Повешенный внутри бумажный фонарик тускло освещал разложенные на земле гаоляновые циновки, стеганые одеяла, маленькую, очень жесткую, обшитую узорами подушку для головы, кованый ларец с бумагами, шашку и револьверы генерала, брошенные на циновки.

В соседней палатке, при свете фонаря, севши на корточки, развернув кожаные расписные портфели, разведя тушь водою, на длинных листах, кистью, адъютанты спешно строчили донесения генерала в Пекин о положении дел.

Генерал Не Шичэн был взбешен. Мрачно сдвинув брови, решительными шагами он быстро ходил перед своей палаткой. До сих пор он был сторонником порядка и спокойствия в Китае, и поэтому он отчасти был на стороне иностранцев. Он старался всеми силами не допустить боксеров до столкновения с иностранцами и хотел в корне уничтожить движение боксеров вокруг Тяньцзиня, насколько это было в его средствах. Но когда он увидел, что уже значительные иностранные отряды вторглись в Чжилийскую провинцию, угрожают Тяньцзиню и Пекину и взяли штурмом форты Таку, он почувствовал, что его родина и столица в опасности. Когда он узнал, что много воспитанников Тяньцзиньской военной школы перебито иностранцами; когда он увидел, сколько раненых солдат каждый день приносят в его лагерь, в нем закипело негодование патриота и чувство беспощадной мести.

«Цивилизованные варвары! — думал генерал Не в ярости. — Цивилизованные лгуны, обманщики и ханжи, которые хвастаются своим миролюбием и какими-то прекрасными законами. Молодых учеников, которых они сами же обучали их наукам, они передавили как улиток! А еще они хвастаются соблюдением каких-то законов войны и просили нас подписать какой-то договор! Хорошо, что мы не подписали! Теперь мы имеем полное право не выдавать им раненых и пленных. Я прикажу перебивать их всех как черепах. Как я ненавижу этих назойливых бродяг! He объявив даже нам войны, они ворвались к нам со своими войсками без нашего разрешения и хозяйничают в нашей земле, как дома. Какой бы шум подняли иностранцы, если бы мы своими войсками стали помогать нашим китайцам за границей. А мы должны молчать, радоваться и благодарить, что они устраивают у нас порядок пушками. Вот за те пушки, которые нам продали немцы, я их действительно благодарю. Хорошие пушки! и гораздо скорее выпускают снаряды, чем русские пушки. Кажется, я у русских перебил много народу. Благодарю моего друга Воронова: хорошо обучил стрелять моих наездников! Друг! Теперь, вероятно, он также командует русским войском против меня, как я против него, если он вовремя не уехал из Тяньцзиня, как я его предупреждал. Друг!» — подумал он, и месяц осветил на его смуглом, суровом, обыкновенно самом благодушном лице презрительную улыбку. Ему вспомнились веселые русско-китайские обеды с французским шампанским, на которых он столько раз встречался с Вороновым и другими русскими.