Читать онлайн «Воспоминания солдата (с иллюстрациями)». Страница 46

С префектом и с бургомистром Безансона были установлены корректные отношения. Оба они отличались чрезвычайной вежливостью.

В начале июля танковая группа была расформирована, одни дивизии были направлены в Германию, другие – в район Парижа. В район Парижа прибыл также штаб танковой группы, мы должны были подготовиться к большому параду в честь фюрера, но, к счастью, он не состоялся.

Находясь в Париже, я посетил Версаль и Фонтенбло – великолепный старый замок с прекрасными историческими памятниками. С особым интересом я осмотрел музей Наполеона в Мальмезо. Старый, державший себя с достоинством директор оказал мне любезность и сопровождал при осмотре музея." Объяснения, даваемые этим крупным знатоком истории великого корсиканца, были для меня весьма поучительны и интересны. Само собой разумеется, я осмотрел все достопримечательности Парижа, насколько это было возможно в условиях войны. Вначале я жил в отеле “Ланкастер”, потом переехал на частную квартиру в Булонский лес.

Мое пребывание в Париже было прервано заседанием рейхстага 19 июля, на которое мне приказали прибыть вместе с многими другими генералами. На [187] заседании был зачитан приказ Гитлера о присвоении мне звания генерал-полковника.

Так как парад был отменен, то не было никаких оснований для продолжительного пребывания штаба танковой группы в Париже. Поэтому в начале августа мы были переведены в Берлин, где нам дали возможность отдохнуть.

Тем временем части, оставшиеся во Франции, занимались подготовкой к осуществлению плана “Морской лев”, к которому, однако, уже с самого начала относились недостаточно серьезно. Этот план, по моему мнению, был совершенно бесперспективным вследствие отсутствия достаточного количества самолетов, необходимого морского тоннажа и эвакуации английского экспедиционного корпуса из Дюнкерка. Две причины, названные первыми, являются лучшим доказательством того, что Германия не намеревалась вести войну с западными державами и скрытно не готовилась к ней. Когда в сентябре начались осенние бури, план “Морской лев” был окончательно похоронен. Подготовка танковых войск к операции “Морской лев” позволила провести испытание подводных танков типа T-III и Т-IV. К 10 августа эти машины были уже в боевой готовности на танкодроме в Путлос (Гольштиния). В 1941 г. их применили в России при форсировании р. Зап. Буг.

На основе опыта западной кампании Гитлер требовал довести выпуск танков до 800—1000 машин в месяц. Расчеты управления вооружения сухопутных сил показали, что для этого потребуется истратить 2 млрд. марок и использовать до 100000 квалифицированных рабочих и специалистов. Вследствие таких громадных расходов Гитлеру, к сожалению, пришлось отказаться от своего намерения.

Далее Гитлер потребовал вооружения танка T-III 50-мм пушкой “L-60” вместо прежней 37-мм пушки. Однако на танке была установлена 50-мм пушка “L-42” с более коротким стволом. По всей вероятности, Гитлер не сразу узнал, почему управление вооружения решило изменить [188] тип орудия; когда он в феврале 1941 г. заметил, что его указание не выполнено, хотя технические возможности позволяли это сделать, он был сильно разгневан и никогда не мог простить этого самоуправства руководителям управления. Несколько лет спустя он вспомнил об этом.

После кампании Гитлер имел в своем распоряжении значительно большее количество танковых и моторизованных дивизий. Число танковых дивизий за короткое время удвоилось, однако количество танковых частей, входящих в дивизию, уменьшилось также вдвое. Благодаря таким мерам германские сухопутные войска номинально имели в два раза больше танковых дивизий, но их ударная сила, о которой следовало бы позаботиться в первую очередь, не увеличилась. Одновременно удвоение числа моторизованных дивизий вызвало такое сильное напряжение нашей автомобильной промышленности, что требования Гитлера могли быть удовлетворены только ценой использования всех наличных запасов мототранспортных средств, включая военные трофеи. Трофейная материальная часть была немного хуже немецкой, в частности, она не удовлетворяла повышенным требованиям, предъявляемым к мототранспорту на восточном и африканском театрах военных действий. Мне поручили следить за формированием и боевой подготовкой нескольких танковых и моторизованных дивизий. Работы было у меня более чем достаточно. В редко выпадавшие часы досуга я ломал себе голову над проблемой дальнейшего продолжения войны, которая так или иначе, но должна же когда-нибудь кончиться. Мои мысли устремлялись на юг. Я сохранял мнение, высказанное мною в Безансоне, что окончание войны против Великобритании является наиболее важным и даже единственно важным вопросом.

У меня не было контакта с главным командованием сухопутных сил и с генеральным штабом, поэтому я не участвовал в обсуждении вопроса реорганизации бронетанковых войск и проблемы дальнейшего ведения войны. [189]

В октябре 1940 г. Гитлер был занят переговорами с французами и Франко о продолжении войны. В конце переговоров он встретился во Флоренции со своим другом Муссолини. По пути во Флоренцию на станции Болонья Гитлер неожиданно узнал, что его союзник, не уведомив его, Гитлера, и даже без его согласия начал войну с Грецией. Этим самым снова была затронута балканская проблема, и война пошла в направлении, чрезвычайно нежелательном для Германии.

Первым последствием самовольного шага Муссолини был, как об этом сказал мне Гитлер, отказ Франко от [190] всяких действий вместе с Осью. Он явно не захотел проводить совместную политику с такими партнерами, от которых можно было ждать всяких неожиданностей.

Вторым последствием явилось все растущее напряжение в отношениях между Германией и Советским Союзом. Это напряжение было усилено рядом инцидентов последних месяцев и особенно немецкой политикой в Румынии и на Дунае. Чтобы ликвидировать это напряжение, Молотов был приглашен в Берлин.

Из визита Молотова и хода переговоров Гитлер сделал вывод, что войны с Советским Союзом не избежать. Он не раз рисовал мне ход берлинских переговоров как раз в таком виде, в каком я передал их выше23. Правда, по этому вопросу он разговаривал со мной впервые в 1943 г., но и в дальнейшем он неоднократно повторял мне то же самое, неизменно давая переговорам одну и ту же оценку. Я сомневаюсь в том, что он точно передавал ту точку зрения, которой он придерживался в то время.

По поводу итальянской политики в октябре 1940 г. Гитлер высказывался еще с большим негодованием, чем о русских притязаниях, и мне кажется, он со своей точки зрения был совершенно прав. Нападение Италии на Грецию было не только легкомысленно, но и вообще излишне. Уже 30 октября итальянское наступление было остановлено, а б ноября греки захватили инициативу. Когда плохая политика ведет к военной катастрофе, обычно обвиняют генералов; так и у итальянцев гнев Муссолини был направлен на генералов, в первую очередь на Бадольо, который предостерегал Муссолини от военных авантюр, но, к сожалению, тщетно. В середине ноября греки нанесли итальянцам чувствительные удары. Теперь Бадольо был объявлен врагом существующего в Италии режима и предателем. 26 ноября он подал в отставку. 6 декабря его пост занял Кавальеро.