Читать онлайн «Воспоминания солдата (с иллюстрациями)». Страница 32

Немецкое командование могло с уверенностью считать, что оборона Франции с учетом использования укреплений планируется осторожно и схематично по доктрине, основанной на выводах из первой мировой войны, т. е. на опыте позиционной войны, – высокой оценке огня и недооценке маневра.

Известные нам принципы французской стратегии и тактики 1940 г., противоположные моему методу ведения боевых действий, являлись вторым фактором, обосновывающим мою веру в победу.

К весне 1940 г. у германской стороны создалась ясная картина о группировке сил и укреплениях противника. Мы знали, что на “линии Мажино” между [131] Монмеди и Седаном очень сильные укрепления чередуются со слабыми. Укрепления, идущие от Седана до Ла-Манша, мы называли продолжением “линии Мажино”. Мы знали также о расположении и в основных чертах о прочности бельгийских и голландских укреплений, возведенных против Германии.

Гарнизон “линии Мажино” был незначителен. Основные силы французской сухопутной армии, включая танковые дивизии и английские экспедиционные войска, были сконцентрированы во французской Фландрии между р. Маас и Ла-Маншем фронтом на северо-восток; напротив, бельгийские и голландские войска были развернуты для защиты своих стран от нападения с востока.

Из этого распределения сил можно было сделать вывод о расчете противника на то, что немцы вторично будут действовать по плану Шлиффена 1914 г. Поэтому основные силы союзнических армий, видимо, предполагалось использовать против охватывающего маневра немцев через Голландию и Бельгию. Для обеспечения выдвижения союзных войск в Бельгию французы не располагали достаточными резервами в районе Шарльвиля или Вердена. Казалось, что французское главное командование считает вообще невозможным какой-нибудь другой вариант наступления, кроме старого плана Шлиффена.

Эта известная нам группировка сил противника и возможность предопределить его поведение в начальный период наступления германских войск были третьим фактором, определявшим мою веру в победу.

К этому можно было еще прибавить некоторые, правда, менее надежные, однако достойные упоминания соображения по вопросу общей оценки наших противников.

Мы знали французов по первой мировой войне и уважали их как храбрых и стойких солдат, энергично защищавших свою страну. Мы не сомневались в том, что они сохранили эти свои качества. Что касается [132] французского главного командования, то мы удивились, когда увидели, что им не был использован благоприятный случай для наступления осенью 1939 г., когда основная часть германских сухопутных сил, особенно бронетанковые войска, была связана в Польше. Причины такой сдержанности в тот момент нельзя было определить. Можно было лишь строить догадки. Во всяком случае, осторожность главного командования вызывала удивление и наводила на мысль, что в верхах надеялись избежать серьезной военной кампании. Пассивное до некоторой степени поведение французов во время зимы 1939/40 г. приводило к выводу, что желание воевать у Франции было невелико.

Из всего этого вытекало, что целеустремленный, внезапный удар крупными танковыми силами через Седан на Амьен с выходом к Атлантическому побережью встретит лишь сильно растянутый фланг противника, находящегося в готовности к выдвижению в Бельгию. Для отражения такого удара противник располагает незначительными резервами; такой удар сулил большие надежды на успех, который при немедленном его использовании мог бы привести к окружению всех выдвинувшихся в Бельгию главных сил противника.

Теперь речь шла о том, чтобы убедить моих начальников и в такой же мере подчиненных в правильности моих мыслей и добиться таким образом свободы действий, разрешенной сверху, и правильного понимания, исходящего снизу. Если разрешение первого вопроса было весьма несовершенным, то с последним дело обстояло значительно лучше.

В случае наступления в силе оставался приказ о том, что 19-й армейский корпус18, продвигаясь через [133] северную часть Люксембурга и южную часть Бельгии, достигает у Седана р. Маас, образует на ней предмостное укрепление, которое даст возможность наступающим за ним пехотным дивизиям форсировать реку. На случай внезапного успеха никаких указаний не давалось.

Были разработаны вопросы взаимодействия с авиацией. Мне предстояло согласовывать свои действия с соединением авиации ближнего действия чрезвычайно храброго генерала фон Штуттергейма и с авиационным корпусом генерала Лёрцера. Чтобы организовать эффективное взаимодействие, я приглашал летчиков на организуемые мною учения и сам принимал участие в военной игре, проводимой Лёрцером. Предметом обсуждения на этих военных играх была переправа через Маас. После тщательного анализа мы пришли к согласованному решению: использовать авиацию в течение всего периода форсирования реки, т. е. нанести не один комбинированный удар бомбардировщиками (как обычными, так и пикирующими), а с самого начала переправы постоянными атаками и беспокоящими налетами парализовать артиллерийские батареи противника на открытых огневых позициях, заставляя орудийные расчеты постоянно укрываться от действительных и ложных налетов. На карту были нанесены задачи войск по времени и рубежам.

Незадолго до начала наступления по желанию Геринга на транспортные самолеты типа “Шторх” был погружен батальон пехотного полка “Великая Германия” с целью высадки его утром в первый день наступления непосредственно за фронтом бельгийцев у Витри, западнее Мартеланж. Действия батальона должны были вызвать у противника неуверенность в возможности обороны своих пограничных укреплений.

С целью быстрого продвижения через Люксембург и южную часть Бельгии три танковые дивизии корпуса вводились в бой одновременно в первом эшелоне, имея тесное соприкосновение между собой на внутренних [134] флангах. В центре должна была наступать 1-я танковая дивизия, за которой следовала корпусная артиллерия, штаб корпуса и большая часть зенитной артиллерии. В начальный период наступления эти силы наносили главный удар. Справа наступала 2-я танковая дивизия и слева 10-я танковая дивизия с пехотным полком “Великая Германия”, 1-й танковой дивизией командовал генерал Кирхнер, 2-й – генерал Фейель, 10-й -генерал Шааль. Все трое были мне хорошо известны. Я верил в их способности и в их добрую волю. Им были известны мои боевые принципы, они знали, что танковые соединения, отправляясь в путь, имеют “проездной билет” до конечной остановки. В нашем походе конечной целью был Ла-Манш. Это звучало ясно и убедительно для каждого солдата даже в том случае, если он после начала наступления долго не получал приказа.