Читать онлайн «Беглый огонь! Записки немецкого артиллериста 1940-1945». Страница 35

В начале марта командование группы армий «Север» приказало нашей дивизии начать подготовку к передислокации. Через пару дней ночью мы оставили наши позиции, которые тут же заняли полицейские части. В них входили офицеры полиции, добровольно пожелавшие служить в пехотной дивизии и дивизии войск СС, в составе которой были добровольцы из Швеции, Норвегии и Дании.

Скандинавы в своей массе отличались высоким ростом. Их головы были видны над сугробами, наваленными перед окопами, и они часто делались добычей советских снайперов. Еще до ухода из Урицка мы узнали, что в первый же день на передовой погибло около десятка солдат из этих стран. Это послужило им хорошим уроком, и они по достоинству оценили меткость русских снайперов.

Когда мы покидали Урицк, наша уверенность в скорой победе заметно пошла на убыль. Нам стало ясно, что война в России затянется надолго. Тем не менее я по-прежнему считал, что победа над Россией — дело решенное, это лишь вопрос времени.

Урицк был зоной боевых действий, почти полностью покинутой обитателями. Однако около сотни гражданских жителей там еще оставалось, по преимуществу женщины и дети. Они держались от нас на расстоянии, но не проявляли видимой враждебности к нам. Движимый любопытством и желанием ближе узнать быт русских, я решил побывать в одном из домов. Я попал в маленький чистый домик, где при помощи жестов сумел пообщаться с его жильцами. Хотя после этого русские, по всей видимости, стали более человечно относиться ко мне, их истинные чувства к немцам скрывались под маской невозмутимости.

Несколько русских военнопленных и одна местная девушка работали на нашей ротной кухне, размещавшейся в тылу, в двух-трех километрах от передовой. Неудивительно, что у девушки завязались романтичные отношения с кем-то из наших поваров. Военные правила запрещали подобное общение с местным населением, в основном из опасений, что оно может шпионить в пользу советских войск.

Хотя это была настоящая романтическая связь, о которой мне было известно из первых рук, в нашем полку я знал солдат, которые пользовались хроническим голодом местных молодых женщин для удовлетворения своих сексуальных потребностей. Захватив буханку хлеба, они отправлялись за пару километров от линии фронта, где за еду получали желаемое у голодных русских женщин и девушек.

Я слышал байку о том, как один особенно бессердечный солдат в ответ на требование об «оплате» отрезал женщине лишь пару ломтей хлеба, а остальное оставил себе. Большинство немецких солдат и офицеров не одобряли подобное поведение, но мне не известен ни один случай наказания за такой проступок.

Достаточно трудно объяснить тот факт, что большинство из нас не испытывали сильного желания вступать в интимные отношения с местными женщинами, типичного и нормального для молодых здоровых мужчин. Вполне естественно, что в качестве объяснения был в ходу такой слух: наши повара по тайному приказу начальства подмешивают нам в пищу какое-то средство, отбивающее сексуальные желания. Хотя такое было вполне возможно, истинное объяснение нашего низкого либидо до сих пор остается для меня загадкой.

После того как был преодолен кризис первой зимы в России, снабжение продовольствием на Восточном фронте оставалось стабильным в течение всей войны. Во время тяжелых боев или на марше квартирмейстер нашей роты снабжал нас исключительно консервами с тунцом, сардинами, селедкой или колбасой, а также галетами или хлебом, который мы хранили в особом мешочке, цеплявшемся к поясному ремню.

В дни позиционной войны нам из обоза доставляли продукты и почту, которые раздавали по блиндажам. Обычно из ротной полевой кухни приносили бачок с горячим супом и доброй порцией колбасы, говядины или свинины с картофелем. Из дивизионной пекарни доставлялись круглые караваи черного хлеба, а также масло и изредка сыр, предназначавшиеся для завтрака. Квартирмейстер нередко баловал нас и шоколадом. Поскольку натуральный кофе был редкостью, мы обычно пили так называемый эрзац-кофе.

Кормили нас в основном сытно, но достаточно однообразно. В иных обстоятельствах нам давали дополнительные пайки, чтобы скрасить неприхотливую солдатскую еду. Зимой мы регулярно получали порцию водки. На Рождество и Пасху каждому доставалась бутылка коньяка, которую мы растягивали на три-четыре дня. У раненых в тыловых госпиталях, идущих на поправку, еда была вкуснее и разнообразнее — ростбиф, жареная свинина, курятина или вареная колбаса.

Даже если нам удавалось разжиться дополнительно картофелем или мясом, чтобы немного разнообразить рацион, мы ничего не могли приготовить сами, потому что у нас не было никакой кухонной утвари. В таких случаях мы передавали найденное нашему ротному повару, чтобы тот приготовил что-нибудь для нас.

В редких случаях нам удавалось отыскать кое-какие продукты, которые не требовали приготовления. Хотя большая часть русских домов сгорела дотла, мы как-то нашли в погребе заброшенного дома бочку маринованных помидоров, которыми лакомились несколько дней.

По мере того как война принимала позиционный характер, возникала проблема санитарии и гигиены, и первейшей необходимостью являлось сооружение уборной. Простейший солдатский нужник представлял собой несколько досок с отверстиями, положенных на яму.

В известном смысле наши позиции, проходившие по окраине города, имели некие преимущества, потому что там можно было найти пусть скромное, но все-таки жилище. В некоторых трехэтажных деревянных домах в Урицке даже имелись уборные. Однако они имели одну особенность. Вместо канализационных труб использовались узкие деревянные желоба, находившиеся внутри стен. Нечистоты с шумом сливались вниз, и каждый раз, когда кто-то пользовался уборной, это было слышно во всем доме.

Полагая, что найду приятную альтернативу нашим солдатским нужникам, я как-то раз воспользовался такой уборной. На следующий день я обнаружил неприятные последствия такого «визита». У меня отчаянно зачесалось в паху. Стало ясно, что люди, посещавшие эту уборную, «награждали» друг друга различными заболеваниями. Отличавшаяся по размеру от платяной вши, лобковая вошь была практически невидима и причиняла жуткое неудобство. Смущенный мыслью о том, что товарищи посчитают, что я подхватил это удовольствие у кого-то из местных женщин, я выбрил себе лобок, но чесотка продолжалась. Будучи не в силах далее терпеть эти муки, я обратился к врачу, выдавшему мне специальную мазь. Ее применение вызывало болезненное жжение, однако через неделю избавило меня от мерзких паразитов.