Читать онлайн «Беглый огонь! Записки немецкого артиллериста 1940-1945». Страница 13

Три или четыре раза мы с Хильдой готовили наши тайные встречи так, как будто это были какие-то шпионские операции. В шесть или семь часов вечера я садился на велосипед и преодолевал десяток километров, отделявшие Пюгген от Аудорфа, чтобы тайно встретиться с ней в сарае, принадлежавшем ее семье. Чтобы ее родители не заметили нас, мы сидели в нем, болтали и любезничали почти до полуночи. Несмотря на тогдашние социальные условности, которые категорически исключали поцелуи, мы все равно целовались. Как-то раз Хильда даже пригласила меня в свою комнату в доме, но я отклонил ее предложение, опасаясь, что мое присутствие вызовет неудовольствие ее родственников.

Помимо того, что мы постоянно боялись случайного прихода ее отца в сарай, я беспокоился о судьбе моего велосипеда, который могли похитить деревенские парни в отместку за то, что я ухаживаю за их соседкой. К счастью, этого мне удалось избежать.

Примерно в то же время в нашем доме поселились две семнадцатилетние девушки из восточной части Германии, которые помогали моей матери по хозяйству и должны были провести у нас целый год. Если раньше места ученичества можно было выбирать свободно, то теперь этим девушкам пришлось подчиниться приказу властей. Они были последними работницами, жившими в нашей семье. С приходом нацистов к власти такая лишенная добровольного выбора практика стала в Германии обычным явлением.

Поскольку в Пюггене проживало всего три-четыре местных девушки их возраста, новоприбывшие тут же вызвали живейший интерес у четырех-пяти парней нашей общины. Мои родители выделили гостьям комнаты на втором этаже с южной стороны дома, однако наши парни ошибочно решили, что девушки живут с северной стороны.

Они несколько раз по ночам приходили под окна северной стороны и громко свистели, пытаясь обратить на себя внимание девушек, которые, по их мнению, там жили. К их великому огорчению, в той комнате жила моя тетя Хедвиг, которую сильно раздражали эти ночные концерты. Однажды чаша ее терпения переполнилась, она открыла окно и выплеснула содержимое ночного горшка на головы ничего не подозревавших парней. С той поры их визиты прекратились навсегда.

Несмотря на то что между мной и девушками из Восточной Германии никаких романтических отношений не сложилось, мы подружились и беззлобно подшучивали друг над другом и практиковали всевозможные розыгрыши. Имея, как уже было сказано, склонность к технике, я задумал одну шутку.

Однажды вечером, когда мы сидели за ужином и слушали по радио музыку, я извинился, встал из-за стола и вышел из столовой незадолго до того, как должны были начаться последние известия. Затем зашел в соседнюю комнату и взял в руки микрофон, подсоединенный к динамику радиоприемника, находившегося в столовой. Отключив трансляцию, я включил микрофон и, имитируя голос диктора, произнес: «В соответствии с решением правительства все молодые женщины, отправленные на практику в крестьянские хозяйства, остаются на прежних местах работы еще на шесть месяцев».

Поверив, что это действительно правительственное сообщение, обе девушки горько расплакались. Вернувшись в столовую, я признался, что пошутил над ними, но никто не поверил, что по радио говорил я, а не диктор. Когда я, наконец, убедил всех, что это был розыгрыш, наши гостьи все-таки крепко обиделись на меня.

Укрепившись во власти, нацисты взяли под контроль все социальные, культурные и образовательные группы и учреждения и создали новые организации, такие, как «Гитлерюгенд» («Гитлеровская молодежь»). Никого насильно не заставляли вступать в такие организации, однако правящий режим создал такие условия, которые активно побуждали немцев делать это. Тех, кто отказывался от вступления, могли ждать самые неприятные последствия. Несмотря на мое желание не иметь ничего общего с нацизмом, я считал, что было бы неразумно полностью избегать общения с его представителями.

В середине 1937 года кто-то из моих друзей посоветовал мне записаться в «Национал-Социалистический Мотоциклетный Корпус» (НСМК). НСМК был отдельной от «Гитлерюгенда» организацией, однако существовал под контролем НСДАП. Если бы я отказался вступить в мотоциклетный корпус, то меня заставили бы вступить в «Гитлерюгенд». НСМК по сравнению с последним имел самое минимальное отношение к национал-социалистической партии. Кроме того, мне очень нравилось возиться со всевозможной техникой и кататься на мотоцикле.

Наш союз насчитывал от пяти до пятнадцати членов, мы носили особую форму и собирались по вечерам на несколько часов два раза в месяц в домах друг у друга. Примерно за полгода моего членства в мотоциклетном клубе, к моему великому сожалению, я смог всего несколько раз покататься на мотоцикле.

Однако раз в месяц я получал возможность выступить перед моими товарищами с политинформациями на темы текущих событий и рассказать им о том, чего они не знали. При этом я пользовался сведениями из газет и радиопередач, относящимися к вопросам внутренней и внешней политики. Несмотря на то что говорить свободно или обсуждать острые вопросы политики не мог, мне доставляло удовольствие оттачивать свои руководящие способности.

Январь — август 1938 года

Когда летом 1937 года подошел к концу мой восьмой од обучения в школе Беетцендорфа, я был уже готов взять дела в свои руки и определить собственную судьбу. Я вырос, постоянно видя, как родители каждый день подолгу работают на ферме, отчаянно пытаясь оплатить счета за инвентарь и удобрения. Этот опыт и слабый интерес к сельскохозяйственному труду привели меня к решению избрать другую профессию, хотя это означало, что в таком случае ферму неизбежно унаследует то-нибудь из моих братьев. Обладая интересом к технике и всевозможным приборам, я сообщил родителям о намерении оставить ферму и приобрести профессию инженера-электрика. Несмотря на то что мое заявление стало для них полной неожиданностью, они поддержали мое решение. Поскольку в семье было семь детей, они получали возможность на какое-то время избавиться от лишнего рта.

Вскоре после того как я объявил о своем намерении, мы с отцом съездили в Зальцведель, самый большой город в округе, находившийся в пятнадцати километрах от Пюггена, где побеседовали с одним знающим человеком, который оценил мои познания в технике. Хотя в школе я учился вполне посредственно, результаты собеседования превзошли ожидания и оказались едва ли не превосходными. Училища, в которых готовили инженеров, предусматривали два года реального практического опыта для всех студентов, намеревавшихся пройти три года академической учебы по программе инженерской подготовки с более практическим, нежели теоретическим, уклоном. Мой отец на поезде съездил в городок Люнебург, находившийся рядом с деревней, где он вырос, и помог мне найти крупную электротехническую мастерскую, где я мог пройти двухлетнюю практику в качестве «добровольного» — то есть не получавшего никакой оплаты — ученика электрика.