Читать онлайн «Степан Разин». Страница 44

Разин не торопился появляться в городе, не спешил идти на поклон к воеводе, а заодно хотел присмотреться, как примут в Астрахани его казаков. Лишь через несколько дней устланный коврами струг с атаманом причалил к городскому берегу. Но и на этот раз Разин не спешил в приказную избу.

Он вышел на берег и отправился бродить по улицам Астрахани, рядом с ним плотной кучкой шли казаки из атаманской охраны, готовые в любую минуту прикрыть своими телами Степана Тимофеевича.

Разина ждали. Люди толпились вдоль атаманова пути, величали Степана. Иные в умилении становились на коле-пи и благословляли его, иные клали ему поясные поклоны, снимали перед ним шапки. Разин останавливался, говорил с бедными людьми, щедро одаривал их золотой и серебряной монетой. Особую милость оказывал он совсем нищим и убогим, а богатых купчин, дворян, приказных словно и не замечал.

С тех пор как ушел Разин из России, прошел не один долгий месяц, многое подзабылось за морем, а вернулся — все то же: голод, батоги, воеводское самоуправство, приказное лизоблюдство. Сиры и беззащитны простые люди перед большими людьми, хищными псами. На том стояла и стоит государева Русь. И снова мрачнел Разин, а казаки дивились на своего атамана, гадали, отчего не радуется он, не торгует. Но надо было соблюдать и свой уговор с князем Львовым. Иначе Прозоровский все равно не выпустит его с немногими людьми из Астрахани, задержит, запустошит, животы отнимет. Здесь не надо было лезть на рожон.

Дошла очередь и до приказной избы. 25 августа Разин появился в Астрахани в сопровождении есаулов и сотников. В приказной избе он сложил свой атаманский бунчук, знамена, отдал приказным ханова сына Шабалду, которого взял под Свиным островом; вернул Степан царю и поминки его — персидских кровных аргамаков и купецкого сына Сехамбетя отдал же приказным. Отпустил Разин по уговору и кое-кого из служилых людей, которые пошли с ним неволей и теперь пожелали уйти от него. Но пушки и струги он отдавать не торопился, не заикался Степан и о товарах, отобранных у персидского купчины под Астраханью, молчал также про полоняников, захваченных в Персии и у туркмен. Приказные нажимали, и тогда Разин, чтобы не доводить дело до ссоры, приказал выдать пять медных и шестнадцать железных пушек, а также тринадцать стругов морских, а взамен их взял у воеводы мелкие речные суда, чтобы дойти на них до Царицына и Дона. А четыре медных пушечки и шестнадцать железных затинных Разин оставил себе — надобны были те пушки, сказал он приказным людям, для прохода по степи от Царицына до Паншина городка и для обороны от крымских и от азовских воинских людей. Пообещал Степан прислать те пушечки в Царицын тотчас с приставами, как казаки придут на Дон.

Так и доложили приказные воеводе. По остальным же делам Разин желал говорить только с самим князем Прозоровским.

Били также челом казаки в приказной избе, чтобы позволил им воевода послать станицу в Москву принести вины казацкие самому великому государю. Скрепя сердце воевода согласился, очень уж ему не хотелось тех воров пропускать к государю на Москву.

Шестеро разинских посланцев во главе с Лазаркой Тимофеевым отбыли на Саратов и на Нижний, а далее на Москву.

День шел за днем, а Разин не торопился на воеводский двор и вроде бы не собирался выполнять обещанное. Зато казаки исправно появлялись в городе, лечились, отмывались в астраханских банях, торговали без удержу, пили и братались с черными людьми.

Наконец Разин появился на воеводском дворе. Князь Прозоровский встретил его на крыльце как дорогого гостя, рядом стояли воевода Семен Львов, дьяк и подьячие, стрелецкие начальники, служилые иноземцы. Разин подошел к крыльцу, поклонился воеводе в пояс, преподнес богатые поминки — ткани, ковер бухарской работы, кубок золотой. Говорил Разин речь, а сам так и впивался глазами в лицо князя. Так вот он каков, воевода Прозоровский, гроза казаков, наместник царя на юге. Высокий, сухой, с седой гривой волос, в седой же бороде.

Другие речи говорили уже в княжеской палате и за столом. Богато угостил Прозоровский атамана, но слова ого были вовсе не сладкими. Многажды говорил князь, чтоб их, казаков, всех поименно переписать, а пушки, которые они взяли с боем на Волге, и в Яицком городке, и Карабузанском протоке, и за морем в шаховой области, товары шахова купчины и всякие пожитки, которые они взяли с бусы на взморье, отдали бы сполна. И еще требовал воевода, чтобы отдали казаки всех полонных людей, захваченных в походе. Степан слушал воеводу, ел, пил, похвалил угощение, посматривал на князя Ивана Семеновича. Все выговорил воевода казакам. Теперь заговорил Разин: «Мы, казаки, бьем челом великому государю и приносим ему все свои вины. А товары, которые мы взяли в бусах и на взморье, отдать никак не можем, потому что те товары у нас, казаков, раздуванены, а после дувану уже проданы и в платье переделаны. А полон мы имели саблею, и многие наши братья за тот полон в шаховой области на боях побиты, поранены и в полон пойманы. И тот полон у нас в разделе досталось пяти, десяти, а иным и двадцати человекам один полоняник. А именной переписки казакам ни на Дону, ни на Яике нигде и никогда, ни по каким казацким правам не повелось, и в милостивой грамоте великого государя того не сказано, чтобы нам быть в переписке и пушки и рухлядь, которые мы в воровстве добыли, отдать обратно. На том тебе, боярин и воевода князь Иван Семенович, все наше казацкое войско бьет челом».

На другой день снова был Разин на воеводском дворе, снова были поминки, угощенья и речи многие, но казаки стояли на своем — переписке не быть и то, что саблею добыто — не отдавать. Когда же воевода послал Разину иноземца, полковника Видероса, и тот повторил старые воеводские требования, то Степан гордо ответил ему: «Иди и передай своему воеводе, что людей переписывать не дам, мы не крепостные, а вольные люди, и пушек не выдам. Что ж, по-вашему, я должен предать друзей своих, которые служили мне верой и правдой. Подожди, полковник, скоро я посчитаюсь с боярином за все притеснения. Ни воевода, ни царь мне не указ!»

Хоть и кричал и ругался воевода после этого, клял Стеньку, вора и бунтовщика, последними словами, но смирился, потому что вся астраханская голытьба молилась на казаков, шаталась, стервенела с каждым днем пребывания их в городе. Каждый приход казаков в Астрахань кончался тем, что на остров, в казацкий стан, сбегал то один, то другой житель. Это были холопы, всякие должники, ярыжки. Хозяева били челом воеводе, чтобы вернул людей, но воевода, боясь народного взрыва, молчал. Пусть же берут свою рухлядь и пушечки да убираются поскорее из Астрахани, а полоняников и товары с бусы пусть шаховы люди сами выкупают. На том и порешили.