Читать онлайн «Я был агентом Сталина». Страница 29

Я был почти уверен тогда, что Стах покончит с собой. Ему помог один из руководителей Коминтерна, Мануильский. Контрольную комиссию удалось убедить пересмотреть свое решение. Губер был восстановлен в партии, получив строгий выговор с занесением в учетную карточку. Ему удалось получить работу на железной дороге в городе Великие Луки. Губер понимал свое шаткое положение и работал не покладая рук в надежде, что смоет этим пятно со своей партийной репутации.

Он так хорошо трудился, что в 1936-м его наградили поездкой в Москву на празднование годовщины Октябрьской революции. Самолет, на котором летел Губер, разбился, и Стах погиб. Через несколько месяцев один из его друзей сказал:

— Повезло Стаху, что он погиб в авиакатастрофе!

Действительно, как ему повезло! В Великолукской области местный партийный секретарь наградил его за хорошую работу, а для ОГПУ он был всего лишь старым большевиком, исключенным из партии и восстановленным с испытательным сроком. В самый разгар чистки ОГПУ бросилось на поиски Стаха Губера.

Не всегда дело имело трагический конец. Лидер австрийской компартии Томанн был назначен воспитателем в общежитие моряков в Ленинграде. Он уговорился, чтобы ему послали телеграмму с известием о том, что его мать умирает. На этот раз Москву удалось провести. Прибыв в Вену, Томанн заявил о своем разрыве с Коминтерном.

Община иностранных коммунистов в Москве, проживающих главным образом в гостинице «Люкс» как постоянные представители своих партий, вела образ жизни, резко отличающийся от образа жизни советских граждан. Компартии, конечно, не посылали в Москву на постоянное жительство своих высших руководителей. Такие, как Поллит, Браудер и Торез, приезжали в Москву, только когда их вызывали на съезды и совещания. Но каждая партия имела в Москве своего постоянного консула, /123/ который отличался от дипломатического только тем, что получал зарплату не от тех, кто его послал. Хотя Политбюро и в особенности сам Сталин смотрят на зарубежных товарищей с презрением, они ведут или вели до недавнего времени в Москве весьма светский образ жизни.

Во время голода, сопровождавшего насильственную коллективизацию 1932–1933 годов, когда средний советский служащий вынужден был довольствоваться сушеной рыбой и хлебом, был создан кооператив для обслуживания иностранцев, где они по низким ценам покупали все, что ни за какие деньги нельзя было достать. Гостиница «Люкс» стала символом социальной несправедливости, и всякий москвич, будучи спрошен, кому хорошо живется в Москве, скажет: «Дипломатам и иностранцам в «Люксе».

Для ОГПУ вся эта разношерстная публика, живущая в «Люксе» за государственный счет, всегда была объектом для подозрений. Этот картонный мирок «пролетарской революции» вечно бурлит интригами, ссорами, взаимными обвинениями в недостаточной верности Сталину. Через своих осведомителей ОГПУ заносит себе на заметку эти обвинения и контробвинения.

В период чистки начались облавы и аресты иностранных коммунистов в Советском Союзе. Коминтерновские консулы получили, наконец, важную работу. Они стали агентами ОГПУ и занялись очернительством своих соотечественников, спасая собственное положение, а порой и голову только тем, что выдавали их ОГПУ.

Как ни печально, но именно в это время, когда Коминтерн превратился в креатуру Сталина и ОГПУ, Советский Союз пользуется наивысшим престижем в демократических странах. Создание Народного фронта в качестве троянского коня, провозглашенное Димитровым на VII конгрессе Коминтерна в 1935 году, принесло новые веяния. Отбросив большевистские лозунги, которые за последние два десятилетия не смогли завоевать популярность ни в одной стране за рубежом, Москва превратилась в еще один оплот цивилизации, демократии и антигитлеровской коалиции. Уже когда великая чистка шла полным ходом, терроризируя все слои общества, Сталин даровал своим гражданам «самую демократическую конституцию» в мире, которая хотя и существовала только на бумаге и открыто гарантировала всевластие партии, построенной по фашистскому образцу, однако рассматривалась /124/ либералами за рубежом если не как великое достижение, то во всяком случае как «значительное устремление».

Народный фронт действовал практически только в пяти странах — в Англии, США, Франции, Испании и Чехословакии. Во всех странах с фашистским или полуфашистским режимами Коминтерн сдал свои позиции, даже не пытаясь сопротивляться. Численность так называемых компартий в подполье в Германии и Италии, как я это имел возможность наблюдать, возглавляя службу военной разведки в Западной Европе, была ничтожной. Они были полны фашистскими провокаторами, и единственной их функцией было посылать своих людей на смерть. Идеи коммунизма в этих странах давно обанкротились, и если новая революционная волна когда-нибудь захлестнет Германию в результате гитлеровских войн, то можно быть уверенным, что возглавлять ее будет уже не Москва.

В прогрессивных странах Скандинавии со стабильными демократическими правительствами лозунги Народного фронта не нашли никакого отклика, так же как и революционные лозунги прошлых лет.

С другой стороны, в Англии, хотя в среде трудящихся и нашлось немного сторонников нового курса Москвы, ее антифашистские лозунги привлекли массу студентов, писателей и профсоюзных лидеров. Во время войны в Испании и в дни подписания мюнхенского договора отпрыски британских аристократических семей вступали в интербригаду (коминтерновскую армию в Испании), шли на службу в советскую разведку. В разгар чистки один из членов ЦК Компартии Великобритании сказал моему коллеге:

— Зачем Сталину расстреливать своих людей? Я знаю вашу преданность Советскому Союзу, но я уверен, что, как только вы вернетесь в Москву, вас тут же расстреляют.

Такие настроения возникали и гасли. А казни продолжались. Ужасы войны в Испании обнаруживали общую картину тоталитаризма. Однако Сталин продолжал привлекать к себе сочувствующих как великий союзник демократической антигитлеровской коалиции.

Во Франции Народный фронт так тесно связан с франко-советским альянсом, что он чуть ли не полностью охватил всю правительственную структуру. Правда, были и такие люди, как Леон Блюм, которые пытались /125/ не допустить, чтобы военная ситуация влияла на внутреннюю политику, но в большинстве случаев такие попытки ничем не кончались. Значительная часть французской публики, начиная с генерала Гамелена и депутата консерваторов Де Кериллиса и кончая профсоюзным лидером Жуо, так носились с идеей, что безопасность Франции связана с Москвой, что Народный фронт прочно вошел во французскую жизнь. Коминтерн действовал через свои пряничные организации. Многие газеты, клубы книголюбов, издательства, театры, кинокомпании стали проводниками политики сталинского антигитлеровского фронта.